Я идиот, с прозрачной ясностью подумает он. Сообрази я чуть раньше, я бы ее не отпустил.
Сон снимет как рукой. Станет холодно, холодно до дрожи. Он пойдет на кухню, нальет мертвого коньяку прямо в чашку, выпьет до дна – но дрожь не уймется. Он будет сидеть, смотреть, как светлеют за окном контуры новостроек, и думать: позвонить Коле? Спросить – что он знает? Что указало на Марину? Кто упомянул ее? В каком документе, докладе, донесении? Можно ли сделать хоть что-то?.. А под утро тихонько прокрадется в спальню, ляжет рядом с Наташей, обнимет ее и заснет – словно провалится в бездонную темную пропасть без сновидений.
Но это будет потом. А сейчас Наташа говорит, улыбаясь:
– Давай выпьем за нее. Хорошо, что мы ее родили, правда?
– Да, – кивает Володя, – подумать только: если бы мы не встретились пятнадцать лет назад, ее бы не было.
Он поднимает бокал: в хрустальном конусе плещется франкское вино – красное как кровь.
После полудня они свернули в лес. Фёдор сказал, дальше по берегу дороги нет, надо идти в обход. Заодно поохотятся и привал устроят – а потом, километрах в трех к северу, снова к морю выйдут.
Сначала карабкались по скалам, потом – узкой тропинкой вдоль невысоких деревьев, по щиколотку утопая во мху, то и дело хлюпая черной болотной водой. Фёдор шел впереди, показывая дорогу. То и дело он убегал вперед, потом возвращался, поворачивал то к югу, то к северу, как будто искал что-то.
Наконец, дорогу им преградил невысокий холм, а может быть – насыпь. Фёдор ловко вскарабкался на гребень и махнул детям рукой.
– Вона она где, голуба, – сказал он, показывая куда-то вниз.
Гоша поднялся к Фёдору, Ника, запыхавшись, последовала за ним.
Бросив взгляд по ту сторону холма, она не сразу поняла, что показывает им Фёдор. Только потом разобрала: среди густого мха еле заметно виднелись заржавленные рельсы и почерневшие шпалы.
– Железная дорога? – удивилась поднявшаяся следом Марина. – Откуда она здесь?
– Узкоколейка, – ответил Фёдор. – Давно, еще до войны, будь она неладна. Тута ведь раньше тоже люди жили, энто сейчас разбежались все.
Спустившись, они пошли вдоль дороги. Странно было видеть здесь рельсы, среди мхов и торфяников: словно какой-то ребенок, уезжая с дачи, позабыл игрушку – и, вернувшись уже взрослым, нашел ее, ненужную, проржавевшую, изъеденную временем.
Шагать по шпалам неудобно – Никин шаг приходится ровно на полтора пролета. Поэтому она идет сбоку от дороги, где поросшая мхом земля еще хранит в темно-зеленой глубине миниатюрной «доисторической чащи» остатки гравия.
Интересно, думает Ника, кто и зачем проложил эту дорогу? Что делали здесь люди до войны? Лёва рассказывал, что эти места известны своими охотниками – но зачем охотникам железная дорога? Может, здесь валили лес? Вон какие ели вымахали – до самого неба!
Они идут вдоль дороги чуть больше часа, когда рельсы вдруг обрываются – словно тот, кто строил дорогу, бросил начатое на полпути. Ни станции, ни даже какого-нибудь столба с названием.
– А теперя нам туда идти нужно, – говорит Фёдор, и они сворачивают глубже в чащу.
Черная вода чавкает под ногами, рюкзак тянет к земле, Ника пытается сосчитать, как же долго они идут без привала. Четыре часа? Пять?
ebooksa