Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

– Деточка моя, маленькая моя, зачем ты ушла от нас, на кого ты нас оставила, как же мы будем без тебя, что же мы делать-то будем?..

Ника слушает, как плачет Зиночкина мать, и повторяет про себя: самоубийство – самая большая глупость, которую может сделать человек.

Почему-то она вспоминает, как тогда, летней ночью на Белом море, сидела, обнявшись, с Зиночкой и вдруг увидела настоящий мир без границ – единый мир, связывающий всех ушедших и всех живых, мир, в котором жизнь бесконечной лентой вьется через смерти и рождения, мир, где смерть – только запятая в нескончаемой цепи причин и следствий. Зиночка сейчас там, в самой глубине этого мира, ничего не помнит, ничего не знает, с новым именем, с новой судьбой.

Как жаль, думает Ника, что никому я не могу рассказать об этом, разве что – Гоше. Как жаль, никто не поверит, никто не узнает – вот Зиночкина мать плачет, причитает: как мы будем без тебя, деточка моя, девочка моя маленькая!

Что я ей скажу, думает Ника, что отвечу?

Нечего мне сказать, нечего ответить.

Так она и будет спрашивать да причитать, плакать и рыдать.

В этом мире так положено.

Вот я и говорю: не так уж он и хорош, этот ваш мир.

14

– Шура вчера из лагеря вернулась, – говорит Лёва. – Не представляете, я так по ней соскучился! Не мог дождаться, выбежал из дома, полчаса у подъезда стоял, каждый автобус встречал. А потом они вышли, мама с Шурой, и Шура как побежит ко мне! Бежит по двору, а я все боюсь: вдруг споткнется и упадет? Но не упала, добежала!

– Всегда хотела младшую сестру, – говорит Марина, – или брата.

– Хочешь, я тебе буду младшим братом? – усмехается Лёва. – Мне надоело все время старшим быть.

Марина смеется. Вчетвером они идут по зеленым бульварам, по высоким мостам над прекрасной рекой, по пустым летним улицам, просторным, широким, свежим от недавнего дождя. Проходят мимо кинотеатра, на большой афише – парень с наганом, надпись поперек груди: «Сын подпольщика». Покупают в киоске мороженое: у Марины как раз с собой восемьдесят копеек – хватает на четыре порции, еще четыре копейки остается. Вот и хорошо, у метро газировку попьют.

– Послушай, Маринка, – говорит Лёва, – я вот уже который год говорю: может, ты будешь старостой? Ну ее, эту Олю, а?

Марина откусывает пломбир, приятный холод проскальзывает в желудок. Она улыбается, отвечает:

– А что? Может, и в самом деле?

– Точно, точно, – поддакивает Гоша, – тебя все в классе поддержат, ты же знаешь.

Мне «все» не нужно, думает Марина. Вы меня поддержите – и все у меня будет отлично.

Так она и думает: все будет отлично.

И в самом деле: чистый город, зеленая трава, теплое солнце в небе, ледяное мороженое во рту – вот оно, обещание счастья!