Не встретила я ее тут – и не встречу. Все у меня не как у людей: ни дочку нормально вырастить, ни уйти по-нормальному.
– Это как – по-нормальному? – спрашивает Ника.
– Ну, когда срок придет… от болезни или от старости… не так, как я. Я думала: либо Наташу встречу – либо все забуду. Забуду, что у меня была дочка и что ее больше нет. Но когда человек сам уходит – он помнит то, что было, когда он уходил. Помнит смутно, как сквозь туман, – а потом начинает забывать. Я знаю, у меня был муж, – но не помню, как я его любила. У меня были друзья, родители – я знаю это, но не помню ни одного радостного дня, ни одной счастливой минуты. Все, что мне осталось, – то, что было со мной, когда я уходила, то, что было в сердце. Вот это и осталось со мной навеки. Навсегда. Знала бы я – ушла бы, когда Наташенька была со мной. Я, наверное, была тогда счастливая, мне же наверняка с ней было хорошо. А теперь я даже вспомнить не могу. Я – дура, я ушла, когда уже все потеряла. И вот сижу здесь, в этом кресле… всегда буду здесь сидеть… тут ведь нет времени.
Значит, вот что такое – вечность, думает Ника. Самый страшный, самый безнадежный момент жизни, застывший в неизменности, в постоянстве, навсегда. Как в кошмарном сне, когда она идет по коридору… как в первый день после похорон родителей…
– Зачем, зачем вы это сделали? – кричит Ника. – Вы же могли дальше жить! У вас же могли быть еще дети! Вы же не родителей потеряли, как я! Жизнь на этом не заканчивается! Как вы могли!
Ника плачет. Ей кажется, что теперь она тоже навсегда останется в этой комнате, в мире, где остановилось время, где она обречена вечно смотреть в лицо Наташиной маме, смотреть и видеть в ее глазах отражение своего отчаяния, своей бесконечной, безграничной тоски. Никогда ничего не изменится, никогда ничего не будет. Она, Ника, останется здесь навсегда – и забудет все хорошее, что случилось с ней: забудет тетю Свету, забудет Марину и Лёву, забудет Гошу. Останется только бесконечный путь по коридору, звонящий телефон, черная яма крематория. Может быть, еще Зиночкина мама, причитающая над гробом дочери:
– Деточка моя, маленькая, зачем ты ушла от нас, на кого ты нас оставила, как же мы будем без тебя, что же мы делать-то будем?..
Что мы будем делать, если не сможем даже вспомнить тех, кого любили? Если у нас отнимут последнее утешение – память о счастье?
Ты хотела изменить мир, говорит себе Ника, вот ты и получила другой мир, где никогда ничего не меняется. Мир, где нет ничего, кроме вины, отчаяния и тоски.
Вечный мир бессилия, скорби, боли.
Мир, где женщина, потерявшая дочь, и девочка, потерявшая родителей, ничем не могут помочь друг другу.
Черная воронка выплевывает Лёву, и сначала он не может даже пошевелиться. Все тело затекло, не двинуть ни рукой, ни ногой. Кругом темнота, из нее доносятся голоса. Сначала сбивчивый мужской голос, перескакивает с фразы на фразу, почти ничего не разобрать
– Главное, чтобы у нас хватило биоматериала, – говорит она.
– Решается вопрос финансирования, – другой голос, опять мужской, но неспешный и рассудительный, – мы не можем позволить себе ошибку.
– …в результате симбиоза, который можно использовать для записи человеческих эмоций, – продолжает первый мужчина.
Это ученые, думает Лёва. Я попал в какую-то лабораторию. Это хорошо. Я люблю ученых. Ученые – мудрые люди, наверняка смогут объяснить, что происходит. И наверно, даже помогут найти Гошу.
– Объект номер пять очнулся, – говорит женщина.
Лёва чувствует на щеке холодные пальцы, потом – резкий свет в глаза: с него сняли повязку. С непривычки Лёва щурится, ничего не может разглядеть.
– …в прекрасном состоянии, – говорит Торопливый.
– Оставьте его на потом, – распоряжается Неспешный.
ebooksa