Живые и взрослые

– Она же больная, – возражает Ника, – ей требуется медицинская помощь.

– Она нищая, и это ее работа.

– А медицинской помощи здесь все равно не дождешься, – кивает Майк.

– Не всё, выходит, врали нам в школе, – говорит Марина.

– А вам в школе рассказывают о Банаме? – спрашивает Сандро.

– Нет, – отвечает Лёва. – Нам рассказывают о Заграничье в целом… отдельные области изучают только в институте, да и то только студенты, которые готовятся в шаманы или орфеи.

– Круто, наверное, ходить туда-сюда, от живых к мертвым, – говорит Сандро.

– Ни фига не круто, – отвечает Ника. – Очень страшно.

Она отвечает легко, потому что сейчас почти забыла свой страх. Больше того – здесь, по эту сторону Границы, тоска и печаль, с которыми она свыклась за годы после гибели родителей, покинули ее. Может, остались в промежуточном мире, в маленькой комнате, где, скрючившись в кресле, замерла безутешная женщина. Может, горе мертвой матери было так огромно, что поглотило Никины отчаяние и грусть, как океан вбирает слезы, пролитые путешественником, одиноким в бескрайних водных просторах.

А может, дело в том, что здесь, в Заграничье, Ника ближе к родителям. Она все время думает о них… Но сейчас, глядя в спину Майку, прокладывающему дорогу в толпе через плотный запах пота и пряностей, она думает: он ведь тоже потерял отца. Конечно, Майк боялся Орлока – но ведь наверняка и любил. А она, Ника, убила его – и Майк остался сиротой, как и она, даром что с неизвестным «новым отцом».

Какой-то замкнутый круг, думает Ника. Или нет, не круг, а не знающая Границ эстафета – эстафета сиротства и одиночества.

Как там только что кричала девочка: Дай монетку сиротке?

Много нас здесь, сирот, и монетками нам не помочь.

Они живут в домике у Мигеля, двоюродного дяди Алессандро, где на вбитых в стены крючьях висят четыре гамака, заменяющие кровати, все пропахло табаком и ужасно жарко. Хорошо хоть есть душ! Марина и Ника вдвоем отправляются в дощатую хибарку во дворе и десять минут с наслаждением обливают друг друга тепловатой водой, смывая полуденный пот. Вдоволь наслушавшись их приглушенного хихиканья, взрывов хохота и плеска, Лёва барабанит в дверь, кричит: Очередь! Ваше время вышло! – и девочкам приходится наскоро вытереться и уступить место Майку с Лёвой. Тут же выясняется, что, пропустив Марину с Никой вперед, мальчишки получили душ в свое распоряжение на неограниченное время. У них-то теперь нет причин торопиться, и Лёва выходит через двадцать минут, а Майк – еще через десять.

Сандро сказал, что мыться в жару – только воду переводить, и весь потный сидит с бутылкой пива во дворе, удобно устроившись в тени большого дерева с мясистыми листьями.

– Нравится тебе здесь? – спрашивает его Лёва.

– А как же! – отвечает Сандро. – Это же родина, другой такой области нет нигде! Ты-то сам тоже, небось, домой хочешь вернуться?

Лёва задумчиво смотрит на двух копошащихся в пыли куриц.

– Есть немного, – отвечает он, – дела только надо доделать.

– Все хотел спросить, – говорит Сандро, – у вас-то здесь какие дела?