Как интересно, думает Лёва. Значит, Проведение Границ аукнулось по всем областям Заграничья… насильно изолировало их друг от друга. И если бы в свое время Гошиным родителям удалось обрушить Границу, это отозвалось бы повсюду, даже в Банаме.
– Наша борьба трудна, – продолжает Чезаре, – мы не думаем, что победим завтра. Но врагу с нами не справиться, не переловить нас. Мы разбиты на мелкие независимые группы. У нас нет единого командования, глава каждого отряда – сам себе командир.
– Я думал, – говорит Лёва, – вы самый главный.
– Нет, – улыбается Чезаре. – Я, может, знаменитый, но таких отрядов, как мой, очень много. Иногда мы совещаемся, но у нас нет единого вождя, никто не отдает нам приказы. И это – наше преимущество перед теми, кто работает на Контору. Кроме того, Контора далеко, и они не знают нашей страны так, как мы.
– Мы поддерживаем ваши идеи, – строго начинает Марина. – И мы уверены, что нужно разрушить тюрьму, а военный гарнизон должен покинуть Банаму и вернуться домой. Но мы бы хотели начать с тюрьмы. Там сейчас наш товарищ… и, если его не освободить, Контора получит ценнейшую информацию, благодаря которой сможет развязать новую войну и, возможно, даже разрушить Границу.
Лёва видит, как дернулась Ника. Неужели она не понимает, что Марина врет… ну, то есть идет на военную хитрость, чтобы спасти Гошу? Нет, вроде успокоилась. Только бы Чезаре поверил!
– Этого не случится, – решительно говорит Чезаре, – мы совершим налет на тюрьму. Даже если не уничтожим ее с первого раза, освободим вашего товарища и предотвратим разрушение Границы. Сколько дней у нас есть на подготовку операции?
– Нисколько, – отвечает Марина. – Чем скорее – тем лучше. У нас уже давно нет от него вестей.
– Не беспокойтесь, – кивает Чезаре, – у нас в тюрьме свои люди, мы наведем о нем справки. Оружие и боеприпасы закажем сегодня же. Они прибудут в среду, и в четверг мы нападем.
– Прекрасно, – говорит Марина, и Лёва еще раз удивляется тому, как решительно она говорит, – мы будем на связи. И кстати, о боеприпасах. Можете заказать для нас два боекомплекта к пистолетам «Хирошингу-2001», сорок пятый калибр, магазин на двадцать патронов?
Чезаре кивает и делает пометку в блокноте.
– «Хирошингу-2001», – с уважением говорит он. – Специальная модель, увеличенная убойная сила. Достойное оружие.
Снег падает пушистыми хлопьями, они планируют, как парашютики, опускаются медленно, словно в кино. Никита рассказывал, что в некоторых областях Ниппонии цветет вишня – и все приходят любоваться, как опадают белые лепестки, даже из других областей приезжают. Да уж, ниппонцы знают толк в прекрасном, в этом им не откажешь, думает Лёля и представляет, что снег за окном автобуса – это лепестки. Не получается: лепесток не прилипает к стеклу и не сползает мокрой нашлепкой.
Ну и ладно. Лёля улыбается и, спохватившись, начинает проталкиваться к выходу – надо же, чуть не проехала свою остановку!
Она легко выпрыгивает из автобуса (главное – не угодить в лужу под мокрым снегом) и бежит по широкой лестнице Основного Здания. В такие минуты Лёля любит представлять себя со стороны: красивая девушка, в короткой шубке, джинсах в обтяжку и франкских сапожках. Первокурсница Университета, лучшего вуза страны.
На середине лестницы ее догоняет Глеб:
– Привет, Лёль!
– Привет!
В мертвых фильмах люди при встрече целуют друг друга в щеку. Вот было бы странно, если бы она, приходя на занятия, целовалась со всеми мальчишками!
Помпезное, богато украшенное шпилями и скульптурами Основное Здание Университета – одна из пяти высоток столицы. У основания широкой лестницы – две статуи, слева и справа: пограничник с собакой и спортсменка с веслом, оба под три метра ростом. Никита рассказывал, что еще десять лет назад был обычай – первокурсники на первое сентября забирались на постамент и садились верхом на собаку, но потом кто-то свалился, и ректорат строго запретил такие забавы. То есть нельзя сказать, будто до этого они были разрешены, пояснил Никита, но тут пообещали отчислить любого, кто попробует туда залезть.
ebooksa