Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я знал, я же знал – нас специально отправили сюда. Чезаре получил шифровку из Заграничья, от ваших, из Учреждения… там было сказано, в какую область надо нас отправить.

– То есть это не ошибка? – говорит Марина. – Чезаре и не собирался отослать нас домой?

– Нет, он собирался, – отвечает Майк, – но в последний момент ему приказали отправить нас сюда.

– Почему он вообще слушается их приказов? – спрашивает Марина. – У него же нет начальства, он сам себе командир.

– Ну как же? – удивляется Майк. – Учреждение все ему поставляет: оружие, приборы, деньги… это же все знают.

Бедная Марина, думает Ника. Ей так нравился Чезаре. Независимый, красивый, гордый… А он всего лишь пешка в чужой игре, пешка, которую в холодных кабинетах за большими столами двигают люди типа Юрия Устиновича.

– Вряд ли они послали нас сюда, чтобы мы встретили Вадика, – говорит Гоша. – Я думаю, здесь нас должен найти Орлок. Ну что же, теперь мы к этому готовы.

Он опускает руку в стоящий на земле рюкзак. Там внутри, Ника знает, – «Хирошингу», заряженный серебряными пулями, боекомплектом, полученным от Чезаре. Полученным от Учреждения.

Другой такой же пистолет у Лёвы – и Лёва скидывает рюкзак со спины, расстегивает клапан и сует внутрь руку, словно проверяя, всё ли на месте.

– В некоторых областях у отца были свои базы, – говорит Майк. – Называются бифуркационные точки, точки Перехода… специальные места, куда он всегда возвращался, встречался там со своими агентами. Здесь, видимо, одна из таких баз.

– Сможешь ее найти? – спрашивает Марина.

– Не знаю, – отвечает Майк, – надо попробовать.

– Может, в школе? – спрашивает Гоша. – Где Вадик? Вполне подходящее место.

– Нет, – качает головой Майк, – вряд ли. Никто не будет строить школу в точке Перехода: подростки все время шастали бы туда-сюда… Нет, не школа. Уединенное, закрытое место…

Ника оглядывает площадь, заполненную праздной толпой. Мертвые сидят в кафе под полосатыми тентами, голубоватый дымок поднимается над пепельницами, легкий пар – над чашками кофе. Пятилетний карапуз с визгом врезается в стаю голубей, птицы взлетают, красиво взмахивая крыльями. Фонтан за спиной посылает струи воды в каменную чашу.

Уединенное, закрытое место?

И тут Ника замечает плакат на стене. Язык незнаком, но похож на инглийский и банамский, да и картинка весьма красноречива: ошибиться невозможно.

– Посмотрите, – Ника еле заметно кивает в ту сторону. – Мне кажется, нам туда.

На плакате – фотография старинного железного стула. Сиденье и спинка утыканы гвоздями. Под стулом багровая лужа – художник не пожалел красной краски, а чтобы ни у кого не осталось сомнений, добавил кровавые струйки, стекающие по ножкам. Такие же багровые капли висят на крупных, стилизованных под старину буквах. Ника узнала два слова – и этого достаточно.

– «Музей старинных пыток, – читает Майк, – настоящие казематы священного суда. Кроме детей и беременных женщин».