Лёва подходит к звезде и становится в вершине. Он подошел к самой бифуркационной точке – может, поэтому вдруг стали слышны новые звуки, чужие в этом подвале: свист вьюги, скрип снега, шум машин… а потом – истошный детский крик, крик, который ни с чем не спутать: это кричит Шура.
Шурка дергается, но рука незнакомца крепко держит за плечо.
– Пойдем, – говорит он, – тут совсем недалеко.
Он ведет ее за угол, вдоль незнакомой стороны забора, прочь от привычной дороги, ведет, придерживая за плечо, и тихо шепчет:
– Совсем недалеко, уже недолго осталось… Посылка, посылка от твоего брата, от Лёвы. Ты же любишь Лёву, правда? И от его друзей, да, от всех его друзей. Как их зовут? Гоша, Ника и Марина, правильно? Видишь, я все знаю о твоем брате, все знаю. И о нем, и о его друзьях.
Теперь Шурке по-настоящему страшно. Это не страх перед хулиганами из «пятнашки», не страх перед собаками – да она вообще не боится собак, так только, притворяется, – нет, это иной страх, он ядовитым цветком распускается в животе, раскидывает щупальца, леденит, пронизывает, сковывает движения. Если у страха есть запах, все окрестные собаки должны мчаться сейчас к Шурке наперегонки – и она была бы даже рада, если бы вдруг какой-нибудь большой страшный пес…
Но нет, это другой страх. От его запаха все живое замирает, собаки прячут морды в лапы, люди отворачиваются, вспоминают о срочных делах и быстрее спешат прочь.
Это такой страх, что Шурка не может произнести ни слова – только про себя повторяет:
Мужчина сворачивает в незнакомый двор, ведет Шурку к полуоткрытой дверце у подъезда. Там должны храниться метлы, лопаты и прочий дворницкий инструмент. Совсем маленькой Шурка хотела быть дворником, ей казалось, это так интересно – каждый день сметать снег в большие сугробы по краям дорожки. Стоило маме отвернуться, она бежала в дворницкую и тащила наружу огромную, в два раза выше нее, лопату. Это было давно, много лет назад, и сейчас Шурка едва об этом вспоминает, разве что на мгновение, когда мужчина открывает дверь и вталкивает ее в комнату, где нет никаких лопат, только черный чемоданчик на полу. Шурка слышит, как захлопывается за спиной дверь, потом щелкает выключатель, и в тусклом раскачивающемся свете голой лампочки она видит, как мужчина разматывает шарф, и постепенно, виток за витком, открывает лицо – багрово-бурую маску с черными провалами глаз, сетку переплетенных жил, пульсирующих кровью и гноем, кишащую мокрицами и червями.
И тогда Шурка кричит.
Лёва вздрагивает, будто его ударили. Молча он смотрит на Марину, словно надеясь: она поймет, что случилось.
Первым к нему подбегает старик хранитель.
– Не надо здесь стоять, молодой человек! – говорит он. – Это не игрушки, это музейный экспонат.
Хранитель кладет руку Лёве на плечо, но тут рядом появляется Марина и, улыбаясь, говорит:
– Простите, мы не поняли: как, вы сказали, нужно было стоять? В вершинах звезды, так?
Подбегают Майк, Ника и Гоша. Мгновение – и они уже заняли места вдоль полустертого круга, крепко взявшись за руки.
Лёва сцепляется пальцами с Мариной и Никой, хватается за них, словно его самого сейчас засосет в черную воронку Перехода, откуда раздается вой ветра и истошный Шуркин крик. А может, так и надо, может, нужно сосредоточиться, и тогда его перебросит через Границу, туда, где Орлок своими ножами убивает его маленькую сестру?
– Прекратите немедленно! – Старичок пытается разорвать круг. – Это что за безобразие?
– Да вы нам только объясните, – говорит Марина, – я не понимаю: как можно одновременно держаться за руки и совершать жертвоприношение?
– За руки надо взяться, когда уже откроется проход, – отвечает старичок, и тут Марина отпускает Лёвину кисть, и хранитель врывается в центр круга.
ebooksa