В туалете «Ракушки», вопреки обыкновению, никого. Когда Лёва открывает дверь, свет гаснет и тут же снова вспыхивает. Потом, через неравные промежутки, снова и снова.
Наверняка в этой последовательности можно найти какой-то смысл, думает Лёва. Зашифрованное сообщение. Но надо быть сумасшедшим, чтобы считать, будто кто-то передает мне сигналы, включая и выключая электричество.
Он вспоминает, как гас свет в лифте, говорит себе: наверное, во всем районе скачки напряжения, – но, вернувшись в зал, забывает об этом вовсе.
Бывают такие дни, когда совершенно невозможно заниматься. Мысли в голове скачут, как третьеклассницы, играющие в «классики», а толстый том «Воспоминаний старых подпольщиков» по-прежнему открыт на тюремных мемуарах Холодова. Все потому, что Лёля опять поругалась с Никитой. Что-то у них не ладится последнее время.
А как хорошо все начиналось год назад! Широкоплечий светловолосый красавец наконец-то обратил на Лёлю внимание – и уже через месяц они встречались. Лёля радовалась, что Никита не стал тратить время на долгие ухаживания, не ходил вокруг да около, как Глеб Пронько. Никита сразу пригласил в ресторан, подарил цветы, проводил до дома и прямо в подъезде прижал к исписанной хулиганами стене и впился в губы страстным поцелуем, да так, что, как сказали бы в инглийском романе, «девушка обмякла в его сильных руках».
Как Лёля была счастлива! Не каждой так везет – почувствовать себя героиней мертвой любовной книги!
Но последние месяцы все у них разладилось. Лёле даже кажется, что Никита стал заглядываться на других, в особенности – на одну рыженькую студентку с семинара профессора Гурвина.
Неудивительно, что я сегодня сорвалась, думает Лёля и тут – бух! – слышит громкий хлопок прямо над ухом и едва не подскакивает от неожиданности.
Оборачивается: ну, так и есть, это Глеб со всей дури брякнул на библиотечный стол пятый том «Истории Проведения Границ».
– Сдурел, что ли? – говорит Лёля.
Глеб сразу замирает, как кролик при виде змеи. У него такой смешной вид, что Лёля не может злиться долго.
– Извини, – мямлит Глеб, когда к нему возвращается голос, – случайно вышло.
– Я так заикой останусь, – говорит Лёля и придвигает к себе старых подпольщиков.
Холодов рассказывает про азбуку, которой пользовались герои Проведения Границ, когда их бросили в тюрьму и им оставалось только перестукиваться. В книге даже приведен шифр – словно кому-нибудь он еще может пригодиться.
Глеб нагибается к Лёле и шепчет:
– Я тебе принес… ну, что обещал.
Лёля оглядывается испуганно: не услышал ли кто?
Вроде никому нет дела: студенты и аспиранты сидят за столами, погруженные в конспекты и учебники.
– Спасибо, – говорит Лёля и царственно кивает Глебу.
Глеб, конечно, порывался проводить до метро, но Лёля сказала, что пойдет одна, – конечно, думала: вдруг Никита ждет где-нибудь по дороге, хочет помириться? Ведь началось-то всё с полного пустяка, с теории профессора Хвостенко, которого Никита любил за – как он это называл – парадоксальность мышления.