Вглубь
Вью-Ёрк не изменился. По-прежнему высятся сияющие огнями параллелепипеды небоскребов, по-прежнему рекой бурлит многолюдная толпа, невольно вызывая в памяти законы гидродинамики. Впрочем, в воде не различить отдельных молекул, а здесь глаз цепляется то за того, то за другого прохожего: вот деловито спешит мужчина в строгом костюме, вот цокает каблуками девушка в короткой юбке, вот проходит, обнявшись, парочка.
И все они мертвые, если не считать четырех молодых людей, не по сезону одетых в теплые свитера и зимние штаны с начесом. Прижавшись к витрине, они задрали головы к вечернему небу Вью-Ёрка, где неоновые огни реклам зазывают на фильмы и спектакли, о которых Лёва никогда не слышал. Даже названия не может перевести – хотя вроде бы неплохо знает инглийский. Ясно только, что шоу – это «зрелище», а остальные слова вспыхивают и гаснут, не поддаваясь переводу.
– Смотри, – говорит Марина, показывая пальцем на красно-зеленые всполохи очередной рекламы. – «Истэндская история», круто!
Ну да, думает Лёва, вот кто знает инглийский как надо! В Академии должны хорошо учить.
Впрочем, и в школе Марина всегда была лучше всех.
Как это все-таки было давно, когда они учились в одном классе, списывали друг у друга домашние задания, дразнили учителей, играли в снежки и вместе шли домой, размахивая мешками со сменкой. Как это было давно – и как здорово!
Потом Марина переехала, ушла в другую школу, поступила в Академию… Лёва смотрит на нее: взрослая, красивая девушка. Иногда он даже робеет перед ней – и сейчас не решается спросить, что такое «Истэндская история».
Зато спрашивает Ника:
– А что это?
– Ну как же! – говорит Марина. – Это мюзикл! Дядя Коля еще три года назад моему папе подарил диск! Клевая музыка!
– Ах да, – говорит Ника, – конечно, я просто не сразу сообразила. У нас в «Молодости» была о нем статья несколько номеров назад: что-то про то, как мертвые взяли сюжет нашей классической книжки и переделали под себя. И что, это хорошо?
– Еще как! – отвечает Марина. – Ты мне напомни, когда вернемся: я тебе дам послушать.
– Куда мы вернемся? – спрашивает Ника. – Домой?
Не уверена, что нас там ждут… то есть нас там слишком ждут. Похоже, по эту сторону нам сейчас куда безопасней.
Нике легко говорить: у нее-то никого нет, кроме Гоши. Она может и во Вью-Ёрке остаться, и в любой другой мертвый город махнуть. Ни родителей, ни сестры. А вот Лёве стоит только вспомнить Шурку – сердце сжимается. Что будет, когда она узнает, что они все пропали?
– Не так уж тут безопасно, – говорит Гоша. – Особенно если стоять столбом посреди Гранд-сквера. Любой полицейский нас задержит и отправит к полковнику Стилу и его коллегам по Конторе.
– Тоже правда, – вздыхает Ника. – А где Контора – там и Учреждение, как мы знаем. Не очень-то далеко мы убежали.
Лёва оглядывается: полиции нигде не видно, но теперь он замечает в толпе странные фигуры. Вот парень в кожаном жилете на голое тело, похожий на бандита из мертвого фильма. Вон девушка с густо размалеванным неподвижным лицом. Вот старуха опирается сразу на две клюки, ковыляет медленно-медленно, не обращая внимания на других прохожих.
– Нам надо где-то переждать ночь, – говорит Марина. – И я даже знаю где. Помните, Майк говорил про Главный парк? Это здесь неподалеку.