Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

Я всегда тебя жду – а ты возвращаешься, только чтобы снова уйти. Ты всегда бросаешь меня одного. Я мертвый, ты живая. Я совсем не помню, как был живым, – наверное, это было очень давно. Даже если бы я не умер в пятнадцать лет, я бы все равно не встретил тебя в вашем Заграничье. Или встретил уже старым, взрослым… в лучшем случае был бы другом твоих родителей, приходил бы в гости и, увлеченный взрослыми разговорами, не обращал внимания на маленькую девочку.

Да нет, конечно нет! Я бы все равно заметил тебя, даже будь я глубоким стариком.

Марина, повторяет Майк, Марина, Марина, Марина… только один раз я сказал тебе, что люблю тебя, – но не было и дня, когда я не повторял твое имя. Марина! Вот я иду по Вью-Ёрку, великому городу, моему родному мертвому городу, и я снова не знаю, где ты. Ты прогнала меня прочь, велела уйти – и я ушел, как я мог ослушаться? Наверное, ты права: я не чета твоим друзьям, я не выдержу в глубине и нескольких минут. Ты отправила меня домой – и дома я буду ждать тебя, ждать всю свою мертвую вечность.

В лифте Майк смотрит в зеркало, вытирает заплаканные глаза, достает из кармана ключ.

Марина, Марина, повторяет он про себя.

Дверь квартиры за спиной захлопывается, Майк нащупывает выключатель, но прежде чем вспыхивает свет, из темноты он слышит: «Я уже заждался тебя, мой мальчик!» – и от этого знакомого голоса Майка парализует ужасом.

– Ты неплохо обжился в моей квартире, – говорит Орлок сыну.

Майк сидит – он даже не помнит, как добрался до кресла, – а Орлок Алурин рассматривает книжные корешки на полках своего кабинета. Дважды умерев и дважды воскреснув, он как будто остался прежним: высокий мужчина с пронзительными глазами и цепкими руками, очень хорошо умевшими делать больно. Вот разве что лицо – кожа на скулах временами провисает, словно маской натянута на череп.

– Приятно жить одному, ха! – говорит Орлок. – Можно воображать себя взрослым. Но рано или поздно папочка возвращается домой, верно? И проверяет, всё ли дома на месте…

Орлок достает с полки книгу, сует руку в щель и что-то там нажимает. Деревянная панель в стене отодвигается, Майк видит бронированную дверцу сейфа.

– Не находил, нет? – спрашивает Орлок. – Ты нелюбопытен. Или просто плохо искал. А ну-ка сознавайся, – он оборачивается, – искал? Искал или нет?

Рот Орлока от резкого поворота соскальзывает на щеку, затем возвращается на место.

– Н-н-н-н-нет, – качает головой Майк. – Я ничего здесь не трогал.

– Значит, нелюбопытен, – кивает Орлок, набирая код. – Вот и хорошо.

Дверца сейфа открывается. Орлок достает и надевает длинные белые перчатки, вынимает сверкающие серебряные предметы… вынимает, любуется и раскладывает их на столе перед Майком.

– Мой набор взломщика, – с гордостью говорит он, перекатывая в пальцах тяжелый металлический шар. – Могу вскрыть любого. Вопрос времени. Обычно можно уложиться в полчаса, но люблю потянуть удовольствие. А ты? Хочешь, чтобы все поскорее закончилось?

Майк молчит. Он не связан, но не может пошевелиться. Взгляд его прикован к блестящим иглам, щипцам и зажимам.

– Хочешь! – говорит Орлок. – Уже боишься! Я же тебя знаю – ты трус и быстро расскажешь мне всё, что я хочу знать. Ты ведь догадываешься, о чем я спрошу? Ну, мой мальчик? Какой будет мой первый вопрос?

Марина! – думает Майк. Марина, Марина! Конечно, конечно, отец пришел за ней и ее друзьями. Но нет, я не скажу ему, где они… не сразу скажу. Буду тянуть время, чтоб они успели уйти.

– Наверное, твой первый вопрос – скучал ли я без тебя? – говорит он, и Орлок швыряет шар. Резкая боль, как от ожога, пронзает левое плечо Майка.