— Плечи белы, да, а спина сильна, кровь густа и сладка, и сама девушка наполнена сущностью.
Кожа лопнула, когда леди Дануильям завопила, и маленькая сморщенная голова выглянула из своего кокона — вроде цыплёнка, готового выбраться наружу из расколотого яйца. Она была, скорее, вроде сморщенного розового шарика, и она дёргалась, ища Харриет своими микроскопическими красными глазами. Девушка издала хриплый крик и вырвала свою руку из ослабшего захвата леди Дануильям, после чего стала яростно метаться по комнате, пытаясь убежать. Когда она это сделала, женщина упала лицом вниз, и в то же время нечто подпрыгнуло к стропилам, а затем снова спрыгнуло на пол: чёрное с розовым нечто, которое двигалось так быстро, что представляло собой размытое пятно, которое сновало вверх и вниз по комнате. Прижавшись спиной к дальней стене, Харриет видело, как оно зигзагами направлялось в её сторону, продвигаясь высокими прыжками, подскакивая к стропилам и снова вниз; мельком можно было заметить сморщенное, сдувшееся лицо, длинное розовое тело и четыре многосуставчатых ноги; потом Харриет схватила ближайший стул и запустила им прямо в надвигающийся ужас. Стул и нечто столкнулись, и из этого получился розовый шар, который покатился по полу и стукнулся о ближайшую стену.
Он лежал там, пульсирующий пляжный мячик, украшенный чёрными полосками, там, где ноги были плотно свёрнуты вокруг его сверкающей окружности, и оно начало слегка раскачиваться, как будто бы выбирая момент для нового прыжка.
Лорд Дануильям положил свою жену на спину, прежде чем затащить её под стол, где она лежала и тихонько стонала. Он обернулся к Харриет и закричал в ярости и страхе.
— Ты должна позволить ему залезть на тебя, иначе он снова вернётся к моей жене. Здесь нет двери или стены, которая бы сдержала его...
Его слова были внезапно и яростно прерваны. Дверь сначала стала подрагивать, затем раскололась от мощного удара; следующий удар повалил её внутрь комнаты, и преподобный Дэйл стоял на пороге с толстой деревянной дубиной в одной руке и распятием — в другой. Он был облачён в белый стихарь и свирепо улыбался.
— Дануильям, час расплаты настал, — он вошёл в комнату, держа распятие высоко над собой. — Ты издевался и практиковал мерзости, но ад изголодался по твоей душе, и я пришёл положить этому конец. Да. — он склонил голову в одну сторону и посмотрел сверху вниз на Харриет. — . положить конец тебе и той гнусности, которая приняла человеческую форму.
Дануильям стоял с ним лицом к лицу; чистопородный жеребец против бешеного быка.
— Пошёл вон. Здесь не место для разглагольствований, безумный дурак. У тебя нет ни малейшего представления о том, что...
— У меня есть глаза, — пастор указал на голую фигуру леди Дануильям, а затем на Харриет. — И они говорят всё, что мне нужно знать. Когда ты отправил своих слуг паковать вещи на этот день, куда, как ты думаешь, они пошли? А? В деревню, где они болтали о той мерзости, которой ты предаёшься со своей девкой. Ты проклят, Дануильям, ты и твоя дьявольская потаскуха-жена.
Дануильям ударил по белому лицу, затем вцепился в не очень белый стихарь и стукнул священника кулаком по туловищу. Всё это время он извергал непристойности в своей безумной ярости. Поскольку преподобный Дэйл яростно сопротивлялся, раздался звук рвущейся одежды, он отлетел назад, стихарь был разорван от шеи до талии, обнажив его тощую спину. Дануильям отступил на несколько шагов и посмотрел вниз на своего поверженного противника. Неописуемый ужас изобразился на лице у священника; ошеломлённый взгляд. Его рот был открыт, и булькающий, рвотный звук вырвался из его суженного горла. Он медленно и болезненно перешёл в слова.
— Что за. гнусная. вещь. у меня. на спине?
Он поднялся с пола, как боксёр при счёте «девять»; он отвёл ищущие руки назад и осторожно потрогал то, что вскарабкалось ему на плечи; он быстро отдёрнул их, затем уставился на свои влажные пальцы непонимающим взглядом. Когда он заговорил снова, его голос был низким, хриплым шёпотом.
— Я спрошу ещё раз, Дануильям: что за гнусная вещь у меня на спине?
Дануильям начал смеяться. Он ревел, шлёпал себя по бёдрам, трясся от неукротимого веселья, так что слёзы потекли по его щекам. Харриет могла только смотреть на Джима-Попрыгунчика. Он чувствовал себя совершенно как дома на спине преподобного; голова находилась сбоку, чуть ниже шеи мистера Дэйла; ноги были аккуратно согнуты под розовым узким торсом, и слизистый нарост, сочившийся по всем частям тела, быстро затвердевал под кожей, белой, как мел. Лорд Дануильям, наконец, подал голос.
— Твоя «святость» обрекла тебя, Дэйл. Девственник! Девственник, чья плоть обнажена от шеи до поясницы.
— Что, во имя Господа, это такое? — Дэйл пытался стряхнуть с себя эту ужасную ношу. Он вертелся, трясся, затем стал задыхаться, когда тварь всё крепче стискивала его.
— Тебе нечего волноваться, — вразумлял его Да- нуильям. — Это Предстоятель Ужаса — Джим- Попрыгунчик, — он ухмыльнулся. — Хотелось бы, чтобы он попал в монастырь. Он найдёт много перемен там, в обители.
Преподобный Дэйл попятился назад к двери, затем, после тщетной попытки заговорить, развернулся и вышел, ошеломлённый, на лестничную площадку. Они слышали, как он ковыляет по лестнице. Прошло пять минут, прежде чем силы вернулись к Харриет, и она тоже смогла выбраться из этой комнаты ужаса. Она оставила лорда Дануиль- яма держащим на руках свою жену и нежно покачивающим её. Они оба мягко смеялись.
Они ждали внизу на лужайке. Перепуганные люди с горящими факелами, они отшатывались от преподобного Дэйла, как будто тот был прокажённым. Один мужчина, который был посмелее остальных, приблизился к горбатой фигуре и спросил придушенным шёпотом: