Пришла зима. Выпал снег. Сад стал бескрайней равниной ослепительной белизны, за исключением каменной горки, которая выступала из снега, словно толстая женщина в белом платье. Артур хихикнул и вслух прошептал:
— Это задержит тебя. Заморозит твои кости и костный мозг. Заставит твой чертов язык свернуться. Больше никакого «гав-гав-гав».
Наступило Рождество, и он мог ходить, опираясь на две трости, пока Кловер организовывала, как она говорила, Святочный фестиваль. Она купила серебряную искусственную елку, гирлянду разноцветных огней и множество бумажных цепочек. Также она пригласила на Рождество молодого человека со спортивной машиной.
— Грегори, — объяснила она Артуру, которого начали одолевать скверные предчувствия, — очень помог, когда ты был в госпитале. Он очень одинок, и я думаю это правильно, что мы отплатим ему за всю его доброту.
— А ему уже не отплатили? — спросил Артур.
— Ты становишься противным. Совершенно противным и злым.
Она красиво плакала без слез, и Артур мог только просить у нее прощения, которое она, выждав достаточно времени, великодушно дала. Потом настал первый день Рождества, и приехал Грегори, который помогал на кухне, переполненный весельем и виски Артура.
— Не двигайтесь, — проинструктировал он Артура. — Мы с женушкой неплохо справляемся.
Артур зарычал и настоял на том, чтобы пройти на кухню, где он уронил горячую тарелку и разлил соус.
— Иди и сядь, — сказали они, и он знал, что они смеются над ним, греясь в теплом свете близости, из которой он был навсегда исключен. Он надулся, отлично зная, что так делу не поможешь.
— Чем-то расстроены? — спросил Грегори, и Кловер захихикала.
— Думаю, он хочет поиграть в саду.
— Там прохладно, старик. Не сможешь положить еще камней на свою каменную горку.
— Или посадить капусту , — на Кловер нашёл приступ неконтролируемого веселья.
— Заткнись.
Артур услышал, как его голос поднялся до высокого крика, и он знал, что выглядит и говорит глупо, но, казалось, он потерял контроль над разумом. Из-за этого он говорил и вел себя как безумец.
— Потише, старик, — мягко сказал Грегори. — Не сердись. Рождество — время добра, и все такое.
— Мерзкое Рождество, — Артур трясся от ярости. — Думаешь, я слепой? Думаешь, я слабоумный?
— Уверен, ты тронулся умом, — пробормотал Грегори.
— Я знаю, что ты спишь с моей женой, — Артур грохнул кулаком по валлийскому комоду. — Уверен, она даже не вставала, пока я был в госпитале.