Ее голос был ясным, таким знакомым, но все же ему казалось, что он раздался из времени, которое давно прошло.
— Гурни, ты здесь, дорогой?
Она прижала свою прохладную щеку к его щеке и нежно обняла его.
— Извини. Я поздно, но маме было нехорошо, и я подумала, что лучше дождусь возвращения Милдред. Ты думал, что я никогда не вернусь?
— Красивые женщины всегда опаздывают, — сказал он.
— Льстец.
Она отпрянула и вошла в гостиную, снимая перчатки и пальто, потом поправила яркие рыжеватые волосы, глядя в зеркало над камином.
— Боже, какая я растрепанная. Ужин сгорел?
— Ну... — начал он.
— Ты забыл, что нужно выключить духовку?
— Вроде того. забыл.
— Как ты мог! Черт побери! Честно, это уже слишком. Тебе нужно было всего лишь повернуть ручку. Черт! Мама была права: чем быстрее женщины научатся откладывать яйца, тем лучше.
Она вошла в кухню, и он услышал восклицания, звон посуды на столе, за которым почти тут же последовал тихий смех.
— Поговорим о сгоревшем жертвоприношении.
Он сел в кресло, закурил сигарету, сделал несколько затяжек, потом быстро потушил ее в пепельнице. Дым на вкус казался странно горше.
— Яйца и ветчина, — выкрикнул голос Кэрон, — это все, что у нас есть. Сварить яйцо-пашот или пожарить?
Гурни привиделись яйца, плавающие на растопленном жире в сковородке; два глаза мертвеца. Он проглотил острую боль поднимающейся тошноты.
— Пашот.
— Хорошо, будут яйца-пашот и ветчина. Что ты делал, пока меня не было?
— Подстриг траву. Немного покопал.