Элементал и другие рассказы

Тень порхнула по полу. Просто полоса темноты, которую он бы не увидел вчера, но теперь его глаза отличались особенной чуткостью, и он знал, что Кэрон вернулась. Он взбежал по лестнице, пере­скакивая через две ступеньки, оживленный любо­вью, вожделением и циничным весельем. В спаль­не крошечное пятно тени порхнуло мимо зеркала на гардеробе, потом бросилось прямо ему в лицо. Он рассмеялся и мягко сказал:

— Не глупи. Создай себя, это твое посмертное право. Не трать энергию на порхание обезумевше­го мотылька. Ты меня слышишь? Успокойся.

После нескольких кругов по комнате пятнышко тени остановилось в пяти футах шести дюймах от пола, то есть на уровне носа Гурни, и между ним и зеркалом.

— Так-то лучше. А теперь сконцентрируйся. По­думай обо всех темных вещах. Купайся в темных водах полузабытых грехов; вспомни все поступки, которые почти забыла, потом позволь мыслям стать трубками, которые засасывают... Вот так. Господи, ты быстро усваиваешь, но, думаю, у женщин больше темных мыслей в головах.

Ее скелет сформировался очень легко; внутрен­ние органы заняли свое место, плоть покрыла кос­ти, и вскоре она была готова.

Кэрон сделала первый глубокий вдох, потом бы­стро вновь обрела язык.

— Ублюдок!

— Ну, ну, — он протестующе поднял руку, — ус­покойся...

Внезапно она разрыдалась, и он обнял прекрас­ное белое тело, и нежно поцеловал ее.

— Ну, ну. Все закончилось. Я так скучал по те­бе, мне было одиноко. Ужасное одиночество про­клятого.

— Зачем ты это сделал? — Она вытерла глаза тыльной стороной руки. — Зачем ты это сделал?

— Всякий пьет того, кого любит, — неправильно процитировал он. — Ты была рядом, я нуждался в тебе. Думаю, в глубине души я хотел, чтобы ты присоединилась ко мне.

— И мы больше никогда не расстанемся?

Он покачал головой.

— Никогда. Ночь будет принадлежать нам веч­но.

— И никаких кольев в сердце? Никаких поджо­гов?

Он рассмеялся.

— Это цивилизованная страна.

С дороги, граничащей с их садом, донеслось пе­ние. Голос взвился в поклонении Бахусу. Не мело­дичный голос — он был хриплым, неприятным уху — но глаза Кэрон заблестели от чудесной, прекрас­ной радости.

«Нелли Дин, о Нелли Дин.