— Копал, — звон тарелок, рев газовой горелки, — что, черт возьми , ты копал?
— О, — он пожал плечами, — закопал старый мусор.
Ее шаги ходили взад-вперед по кухне.
— Ты не хотел переусердствовать. Я думала, утром ты выглядел довольно потрепанным. У тебя еще были боли в груди?
— Нет, — сказал он и улыбнулся, — больше никакой боли.
— Думаю, это было несварение. Будь ангелом и накрой на стол.
Он накрыл стол скатертью с голубыми краями, аккуратно положил ножи, вилки и ложки на их традиционные места, потом вернулся к креслу.
Он был голоден.
Это был не ноющий голод. Не приятное желание еды, от которого рот сочится предвкушаемым наслаждением, но страстное желание насыщения, которое наполняет все тело. Результатом этого голода была растущая слабость, которая сильно пугала его. Насколько сильным, фактически выносливым, было его новое тело, созданное из темных потерь его души? Он встал, когда вошла Кэрон, толкая тележку для еды, и быстро сел за стол.
— Бедняжка изголодался? — Она поставила перед ним тарелку с ветчиной, яйцами-пашот и жареной картошкой. — Только ты виноват, что запеканка сгорела. Не представляю, что на тебя нашло.
Он схватил нож и вилку и отрезал кусок шипящей ветчины.
— Увлекся. Забыл о времени.
— Увлекся стрижкой травы! — Она рассмеялась сладким серебряным смехом, в то время когда Гурни засовывал кусок ветчины в рот.
Вкус был неправильным. Словно он жевал подогретую, давно мертвую плоть; его желудок взбунтовался, и он выплюнул еду. Она лежала на скатерти как отвратительное грязное пятно; полу- пережеванное мясо казалось скопищем красных червей.
— Какого... — Кэрон привстала со стула и посмотрела на него с удивлением и страхом. — Ты заболел? Ради всего святого, что происходит?
— Ветчина, — Гурни указал на нее вилкой, — стухла. Сгнила.
— Ерунда, — Кэрон положила маленький кусочек в рот и прожевала с выражением жалкой тревоги. — Свежая. С ветчиной все в порядке. Это ты. Я знала, что что-то не так, как только вошла в переднюю дверь. Ты заболел.
— Черт возьми! — Гурни бросил нож и вилку и содрогнулся. — Со мной все в порядке. Я чувствую себя чудесно и хочу есть. Я чертовски голоден, но не могу есть эту гадость.
— Думаю, тебе лучше посидеть спокойно несколько минут, пока я не принесу тряпку.
Она медленно пошла на кухню с прямой спиной, предусмотрительно отвернув лицо, и он чувствовал, почти обонял ее страх. Он поддел одинокую жареную картошку и поднес ко рту. Его желудок тут же взбунтовался, и какой-то автоматический импульс заставил его руку лечь на стол. Но преобладающий все голод был сильнее чем раньше.