Ворон Доктора Ф

22
18
20
22
24
26
28
30

- Опасно, враг здесь рядом, но не бойтесь, не сейчас.

- Я - Цель?

- Возможно, но вы теперь не просто цель. Я должен вас оставить ненадолго, возможно, кто-то следит за нами.

- Я тоже ощущаю, как много Воронов вокруг, я чую гниль, я как иная, все после встречи с ней, она ведь я, а я ее не ощущаю, как будто нет, как будто сломан путь. Едины, но чужие, пусть с молоком - без меда. Амброзия для солнца, трупы для червей.

- Ваш голос стал иным, и вы сама иная.

- Мой страх исчез, как можно страхом жить, тревога бытия дошла до края, вкусила вдруг его и не могу забыть. Может, она не ведала счастья? Хотела, чтоб разрослась семья, нас стало трое детей, а на самом деле отец и мать так и оставались чужими… Она как будто обвиняет теперь меня, теперь ведь я иная, ушла я от нее, ничто не объяснить. Я в детстве помню, что научилась влюблять в себя, тащила у других, а, в сущности, не видела родных. Вот снова город мой - дожди, заливы, сфинксы, тень узких улиц, двери у метро. Вот город мой, но город ведь не дом, дом там, где я, все стерто. Что дал мне город, родина моя?

- Все сила Ворона, вы не вините мать.

- Я не виню, я просто знаю, ведь Ворон на отчаянье клюет? Кто я теперь?

- Иная, прекрасная, вам неземные песни петь… Ответьте, вы б хотели власти? Весь мир, все царство от зари до ночи?

- Зачем мне мир? Хоть мир ты обойди весь - ответа нет… Мы все одни. Юла кружится, много их, как остановится одна, так горе для других, а то, что все едины…

- Как можно знать? Но что же, мы на месте.

- Давай скорее, я не выдержу еще раз, без сарабанды только, эти взгляды… Ты возомнил себя Пигмалионом. Кого ты лепишь, мне ответь? Играешь в собственные формы.

Цетон молчал, как будто торопясь и ожидая, все ожидая, неуверенность и замкнутое торжество теснились в нем, как птицы в океане. Достигли вновь иного детдома, хотя казенность везде одна, холодом сковало все вокруг, казалось, даже иней выступил на стеклах сквозь снег мирным кителем скрытой войны. А словно бы не Цетон старался, а Розалинда…

Вот и Мотя, он не узнал сестру, он не помнил о ней ничего. Смотрел потерянным измученным взглядом сироты, вдоль позвоночника Розалинды прошла волна холода - сломлен, не помнит. Да кто же так посмел? Делить детей, бежать куда-то, все из-за нее, из-за ее безумия и боли. Никто не прав и истинно ничто, есть истина одна, а что вокруг - неясно. Кто виноват и что же есть вина, когда осунувшиеся кошмары детства смотрят сквозь окна блеклых глаз столь юных стариков. Не видно ни рук, ни ног, ни носов, ни волос, все однотипное и серо-русое. Зачем?

- Это мой брат, а я твоя сестра.

- Сестра? Ты плохая, - только недетски обреченно без логики ответил Мотя.

Темно за окнами, мозаикой декабрьской пурги, и где-то лед под снежным покрывалом, и где-то человек затылком навзничь вниз, а где-то под машину. Игра продолжилась - фигуры больше нет.

“Убить отца? Его любовницу? Других всех? Кого еще убить? И что увидит мир? Планета без людей? Сироты все мы, сквозь бездну мы творения без…”

- Пойдемте, госпожа, я все уже устроил, сейчас все проще, и сценарий есть…

- Да-да, но как же я оставлю…