- Госпожа, конечно, вы.
- Почему все хотят меня убить? Вчера ночью… Ты ведь говорил с таким же вороном? Он тоже?
- Нет, он в вас не заинтересован, а вот…
- Любовница отца? Чего она боится? Да… И за что только наша семья так привлекает Воронов? Неужели из-за меня? - недовольно ожесточенно прошептала Розалинда, вцепившись в плечи Матвея так, что он поморщился: “Я никому тебя не отдам, не позволю причинить тебе вреда, ты будешь счастлив, ты должен быть, потому что я уже тупик. Ведь должен же остаться кто-то… без отчаяния!”
- Скорее госпожа, иначе сейчас они ворвутся в дверь, берите чемодан, а я беру вас и Матвея, но погодите…
Ворон стремительной стрелой разрезанного четвертинками пространства распахнул вдруг дверь и молнией негневной лески казнил двух первых, перерезав шеи. Кровь тоже ведь пожар, хотя все вне, внутри, когда сжигает души… Кровь не отмыть, когда запрет нарушен.
На крыше, отлетали все дальше, но их заметили, кажется, стреляли в Цетона, он не замечал, вцепившись в госпожу, он все играл в героя. Розалинда даже не пыталась пригнуться, она закрывала собой Матвея, который настолько испугался и был поражен полетом, что не мог и расплакаться даже. Предельный свет забрезжил наверху, как потолок сквозь ненаполненность сосулек, где отражение, как сфинкс в воде, плывет по небу перевернутым сатурнвым кругом.
А они все бежали, но, кажется, было поздно, сомнения покинули Цетона, теперь он пожалел, что Ворон, что палач, но поздно…
- Даем бой, их здесь не меньше полусотни с разных улиц, все перекрыли… Нам не убежать…
- Они лишь пешки, где королева? - дихотомией снов молчал голос Розалинды.
Смерть подстегивала ее безразличие, она не понимала, почему, если нет причин жить, никто не хочет отказаться от жизни, а все так дорожат тем, что на земле, здесь и теперь, и так жалеют оставить среди жестокости себе потомков, продолжение, и все же… Матвей смотрел испуганно и ледяные руки впивались в ее шею, он не знал, за что схватиться, чего искать, куда бежать. Он просто хотел жить, а, значит, стоило бороться за него.
Цетон приказал спрятаться за выступом стены, бандиты загнали на железнодорожные пути, скользкие и невидимые под снегом, ноги вязли, эта вязкость являлась даже в кошмарах, шла помимо ног, как будто это жизнь и вместо мыслей - прокисший снег без нужных живых слов. И только бытие - предельная любовь… Да и любовь – предельность бытия.
А снова вдруг убил, и рынок все молол, на рынке поторгуют даже смертью, это выгодно и ловкою. Только Ворон смеялся, упиваясь иллюзиями, он не пытался даже освободить хотя бы четверть своей силы, а белый-белый снег все обагрялся, расползались нитки шапок, словно угри, всегда куда-то плывущие по рекам вдоль неумытых рыб, внимавших суету тех, кто живет, а кто-то лежал на дне, уж не внимал…
Так надонных и убивал, не понимавших, что они есть, не бывших никогда. Они лишь только тени, где куском мяса плоть и тело, а каракулей душа, когда и как, и где-то… В детском доме, а, может, пьяной мать ударила в лицо, а может просто осудили без побега, был человек, а вышел - все не то… И враг остается врагом, иначе невозможно убивать, вокруг ведь люди, но они забыли, когда один протянет слабый луч, другие оторвут на сотни половинок, ведь звезды черные умеют только есть, а быть и развиваться - никогда, в бездонную дыру слова летели врозь, что говорить без мыслей и следа. И каждый корень на кладбище, для жизни поглощает трупы, прорастая сквозь крышки и тела… Вот леска - новый крик, казалось, что симфония настала, Цетон просил не видеть, а она смотрела и смеялась… Странно как-то… Приходил отец, столь грустный и застенчиво виновный, решавший говорить, когда молчала мать, а вот теперь он враг из-за вороны, какой-то падальщицы, как смешно звереть. Возможно, опьяненье не продлится дольше ее смерти, контракт расторгнут, смерть для врага, а что ему тогда? А никуда, чужие песни вновь искать, им лучше не встречаться более, как будто так всегда…
О чем же здесь забыли? И где-то страх все скрежетал меж линий передач в полосках перемен на черных проводах все обходил в замен. Розалинда держала Матвея возле себя, прижимая к стене, закрывая собой. Она не боялась ничего, смерть сейчас не беда, ей сказали - стать Вороном, а когда, вот когда…
- Госпожа, берегитесь!
Голос был опьянен, снайпер вдруг все ж промазал, цель его был Цетон, рикошетом от стенки… И пространство в огне, все расколото, льдинки осыпались в зале… Руки пели как плети, а Цетон отбежал, Розалинду одну лишь на руках он держал…
Пространство застыло.
- А Матвей? - цепенея, зыбко вился вопрос.
Тишина.
ebooksa