Полный газ

– Спасибо. Мне очень не по себе.

Берет у него банку, отпивает глоток.

– Пузырьки помогут успокоить желудок, – поясняет Фидельман. – Я всегда говорю: на смертном одре, когда меня спросят о последнем желании, попрошу холодной кока-колы!

Фидельман в самом деле не раз это повторял: однако теперь, едва эти слова срываются с уст, понимает, что лучше было бы промолчать. Не стоит сейчас говорить о смертном одре. Совсем не стоит.

– У меня там семья, – произносит девушка.

– На Гуаме?

– В Корее, – отвечает она и снова нервно улыбается.

О Корее пилот не сказал ни слова; но все, кто в последние три недели смотрел новости Си-Эн-Эн, понимают, что к чему.

– В какой Корее? – громко спрашивает толстяк с другой стороны прохода. – Нашей или ихней?

На толстяке кричаще-красный свитер с высоким воротом: в сочетании с багровыми арбузными щеками особенно режет глаз. Он так жирен, что занимает полтора сиденья. Свою соседку – маленькую, хрупкую, черноволосую, в позе и нервном повороте головы которой чувствуется что-то от породистой гончей, – совсем притиснул к окну. На лацкане куртки блестит американский флажок. Фидельман сразу понимает: с этим человеком им друзьями не бывать.

Девушка недоуменно смотрит на толстяка, потом разглаживает платье на коленях.

– В Южной, – отвечает она, отказываясь принимать игру в «наше – не наше». – Мой брат в Чеджу только что женился. Я была на свадьбе, теперь лечу обратно на учебу.

– А где вы учитесь? – интересуется Фидельман.

– В Массачусетском технологическом.

– Даже странно, что вам удалось туда поступить, – вставляет толстяк. – У них ведь теперь квоты. В лепешку разбейся, а прими столько-то парней из гетто, которые читать и писать едва умеют! А для ребят вроде вас мест почти и не остается.

– Вроде кого? – медленно и раздельно переспрашивает Фидельман. Он гей, ему почти пятьдесят, и за эти годы он усвоил, что некоторые словечки просто нельзя пропускать мимо ушей. Нельзя оставлять безнаказанными. – Что значит: «ребят вроде вас»?

– Тех, кто свое место честно заработал, – ничуть не смущаясь, отвечает толстяк. – Нормальных ребят, которые ходят в школу и не дурака там валяют, а лезут из кожи вон, чтобы пробиться. Тех, кто хотя бы умеет считать – и не только сдачу в магазине! Эти квоты – они ведь, знаете ли, и по нормальным законопослушным мигрантам бьют, и еще как! Особенно по азиатам.

Фидельман издает возмущенный смешок, словно не может поверить своим ушам, и уже открывает рот, чтобы сказать жирному сукину сыну все, что о нем думает, – но девушка из Кореи сидит тихо, прикрыв глаза, и он решает промолчать. Не стоит устраивать скандал, он ей сейчас совсем не нужен.

– Это на Гуаме, не в Сеуле, – объясняет Фидельман, обращаясь к ней. – И мы не знаем, что там произошло. Может быть все что угодно. Например, взрыв на электростанции. Обычная авария, а не… не какая-то катастрофа. – Он едва удержался, чтобы не сказать «холокост».

– Грязная бомба, – уверенно заявляет толстяк. – Спорю на сто баксов. Мстит нам за то, что в России мы по нему промахнулись!