– У меня дочь примерно того же возраста, что и она, – говорит Грег.
– А у меня дочь примерно того же возраста, что и вы, – сообщает ему Вероника. – И я люблю ее больше всего на свете.
– Ага. Я тоже. То есть свою дочь, конечно, не вашу. Хотя ваша наверняка тоже замечательная.
– Вы летите домой? К ней?
– Да. Позвонила жена и попросила меня пораньше закончить с командировкой. Она, видите ли, влюбилась в какого-то парня, с которым познакомилась в Фейсбуке, и просит меня вернуться и присмотреть за дочерью, пока сама поедет к нему в Торонто.
– О боже мой! Неужели вы серьезно? Или ожидали чего-то подобного?
– Ну я замечал, что она слишком много времени проводит в интернете, – но, честно говоря, и сам слишком много времени проводил за бутылкой. Скорее всего, я алкоголик. Скорее всего, с этим надо что-то делать. Например, бросить пить прямо сейчас. – И он одним глотком приканчивает свой скотч.
Вероника разводилась дважды и оба раза остро сознавала, что ответственность за разрушение семейного очага лежит на ней. Когда она вспоминает, как эгоистично и бессовестно вела себя, как играла чувствами и Роберта, и Франсуа, ей становится горько и стыдно – вот почему она так рада выразить сострадание и солидарность мужчине, которому изменила жена. Загладить свою вину хоть такой малостью.
– Мне очень жаль. Должно быть, тяжело для вас! Такое известие – как взрыв бомбы.
– Что вы сказали? – снова наклонившись к ним, переспрашивает девочка напротив. Большие карие глаза за стеклами очков, кажется, не мигают вовсе. – Мы сбросим на них ядерную бомбу?
В детском голосе нет страха – только любопытство. А вот в том, как ее мать шумно, судорожно втягивает в себя воздух, слышится почти панический страх.
Грег поворачивается к девочке, улыбается заразительной улыбкой, веселой и ласковой, и Вероника вдруг думает: «Ах, будь я моложе лет на двадцать…» Пожалуй, они бы с этим парнем отлично друг другу подошли.
– Не знаю, что планировали военные на такой случай, так что не могу точно тебе ответить. Но…
Вдруг мимо них с ревом пролетает другой самолет, за ним еще пара. Один проносится так близко от крыла, что Вероника успевает заметить человека в кабине: он в шлеме, лицо закрыто каким-то дыхательным аппаратом. Эти самолеты совсем не похожи на «Боинг-777», несущий их на восток: огромные стальные хищные птицы, окрашенные в серый цвет пули или свинца. Лайнер сотрясается, пассажиры кричат и хватаются друг за друга. Вой бомбардировщиков, что пересекли ему путь, проникает каждому из пассажиров в самое нутро, дрожью отдается во всем теле. Миг – и они исчезают, оставив за собой лишь белые следы, тающие в безбрежных голубых небесах.
Наступает глубокое потрясенное молчание.
Вероника д’Арси смотрит на Грега Холдера – и видит, что он смял в кулаке пластиковый стаканчик из-под виски. В тот же миг он и сам это замечает и, рассмеявшись, выбрасывает изувеченный стакан в мусорку.
Потом поворачивается к девочке и заканчивает так, словно его и не прерывали:
– Но я бы сказал, что, по всем признакам, ответ – «да».
Дженни Слейт, второй класс
– Это Б-1, – расслабленным, почти довольным голосом говорит Бобби, ее любовь. – «Лансеры»[12]. Раньше были полностью загружены ядерными зарядами, но наш черный Иисусик с этим покончил. И все же огневой силы у них на борту достаточно, чтобы поджарить всех собак в Пхеньяне! Забавно: до сих пор у них в КНДР даже за жареными собаками очереди выстраивались!