– С земли сообщили только, что с ними потеряна связь, – отвечает Уотерс.
– Ну и как это понимать? – настаивает Форстенбош. – У меня целый самолет перепуганных людей, а сказать им нечего!
Бронсон пригибается, чтобы сесть на свое место, и при этом стукается головой о потолок. Уотерс делает вид, что не заметил. Как и того, что руки у нее дрожат.
– Это… – начинает Уотерс.
Тут раздается сигнал тревоги, а за ним – сообщение от диспетчерской всем воздушным судам, находящимся в воздушной зоне ZMP. Голос из Миннесоты звучит спокойно, неторопливо, даже улыбчиво, как будто сообщает о районе высокого давления или еще о какой-нибудь ерунде. Диспетчеров специально этому учат.
– Говорит Центр Управления Полетами Миннеаполиса. Срочное сообщение всем воздушным судам на этой частоте. Нами получены инструкции от Стратегического Командования США очистить воздушное пространство для проведения операций из Эллсуорта. Мы начинаем направлять все маршруты в ближайшие аэропорты. Повторяем, всем коммерческим и частным воздушным судам необходимо совершить срочную посадку. Пожалуйста, оставайтесь на связи и будьте готовы следовать нашим инструкциям. – Несколько секунд слышится только треск помех; затем Миннеаполис добавляет с неподдельным сожалением: – Извините, леди и джентльмены, но Дяде Сэму требуется чистое небо. Похоже, у нас тут мировая война вне расписания.
– Эллсуорт? – повторяет Форстенбош. – А что у нас в аэропорту Эллсуорт?
– Двадцать Восьмое крыло тактических бомбардировщиков, – потирая голову, говорит Бронсон.
Вероника д’Арси, бизнес-класс
Самолет делает крутой вираж, и Вероника д’Арси смотрит вниз, на скомканное покрывало облаков под собой. В окна с другой стороны салона бьют ослепительные солнечные лучи. Симпатичный сосед, что с начала полета налегает на выпивку, – черная прядь, падающая на лоб, придает ему сходство то ли с Кэри Грантом, то ли с Кларком Кентом, – машинально сжимает подлокотники. Интересно, думает она, боится летать или просто любит выпить? Первый скотч он заказал, едва самолет набрал высоту, а было это в десять часов утра.
Экраны телевизоров снова чернеют, опять появляется надпись: «ПРОСЛУШАЙТЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ». Вероника закрывает глаза и сосредотачивается – так же она слушает реплики других актеров на первой читке:
– Уважаемые пассажиры, это снова капитан Уотерс. Вынужден сообщить, что мы получили из Центра Управления Полетами требование изменить маршрут, лететь в Фарго и приземлиться в Международном аэропорту Гектор. Нас просят немедленно очистить воздушное пространство для…
…для военных маневров. Очевидно, ситуация на Гуаме создала, э-э, осложнения для всех, кто сегодня в воздухе. Для беспокойства причин нет, но нам придется сесть. Приземления в Фарго ожидаем через сорок минут. Новую информацию буду сообщать по мере поступления.
Прошу прощения, леди и джентльмены. Такого никто из нас не ожидал.
Только будь это фильм, капитан говорил бы не дрожащим голосом подростка в худшие минуты отрочества. Взяли бы актера с низким, сильным, властным голосом. Хью Джекмана, вероятно. Или кого-то из англичан – если бы захотели подчеркнуть образованность, мудрость, которую можно приобрести только в Оксфорде. Например, Дерека Джейкоби.
За последние тридцать лет Вероника не раз играла вместе с Дереком, и в кино, и в театре. В день, когда умерла ее мать, она плакала за сценой, а Дерек обнимал ее и утешал. А час спустя они оба, в костюмах древних римлян, вышли навстречу полному залу – и, боже, как же хорош был Дерек в тот вечер! Да и она была неплоха. В тот вечер Вероника и поняла: любую беду можно пережить и пойти дальше, если не прекращать играть. Любую – даже смерть близких. Начинаешь играть – и отступают все горести, все заботы, остается лишь свобода и покой. Она научилась идеально владеть собой: кажется, годы миновали с тех пор, как чувства приходили к ней внезапными и незваными гостями.
– Я думала, вы слишком рано начали пить, – обращается она к соседу. – Но оказалось, это я начала слишком поздно.