Кристиан был слишком напуган, чтобы остановиться и обследовать ушибы и раны. Он поднял глаза на вершину и футах в пятидесяти от себя увидел смотрящего прямо на него фавна. Во всяком случае, так ему показалось. Это вполне могло быть сухое дерево или кусок скалы, однако Кристиан буквально ошалел от страха. Он вскочил на ноги и побежал, хромая и дыша с присвистом. Вся левая сторона тела взрывалась болью. Скатываясь с холма, он подвернул лодыжку и где-то посеял блокнот.
Долговязый и хлипкий, Кристиан несся по тропе вдоль берега. Река оказалась широкой, примерно как четырехполосное шоссе, впрочем, на первый взгляд не очень глубокой. Вода шипела и бурлила над каменистым дном, собиралась в темные омуты и снова неслась вперед. В укрытии, где одновременно сидело несколько людей, создалось какое-то подобие душноватого тепла, но тут, у реки, Кристиан отчетливо видел, как вырывается изо рта его собственное дыхание.
Где-то вдалеке пропел рожок, охотничий рожок – долгий, заунывный звук. Кристиан затравленно обернулся и едва не упал. В почти ночной темноте сияли факелы, не меньше дюжины синих искр, мигающих вдоль запутанных лестниц на склонах холмов. Значит, там бродят десятки фавнов, вышедших на охоту за человеком. За ним.
Он ринулся бегом.
Однако ярдов через сто споткнулся о камень и тяжело шлепнулся на четвереньки.
Постоял так, переводя дух. И внезапно с изумлением заметил на том берегу лиса, который глядел на него яркими, смеющимися глазами. Кристиан и зверь уставились друг на друга, и вдруг лис взлаял:
– Человек! Тут человек! Сын Каина! Умертвите его! Явитесь сюда, умертвите его, и я налакаюсь его крови!
Кристиан всхлипнул и шарахнулся прочь. И вновь побежал – до тошноты, до звездочек в глазах. Мир вокруг качался и плыл, плыл и качался…
Он действовал инстинктивно. Поскольку фавн возник справа, Кристиан вильнул влево и кинулся в реку. Она оказалась глубже, чем он думал. За три размашистых шага он ушел в воду по колено. Ноги тут же онемели.
Он рванулся вперед, чуть не потерял дно под ногами, погрузился до самого паха и вскрикнул было в голос от ледяного холода, но у него тут же перехватило дыхание. Еще через несколько отчаянных шагов он споткнулся и ушел под воду с головой. Пришлось выгребать против течения, которое оказалось неожиданно мощным.
Добравшись до середины реки, Кристиан заметил дольмен. Плоская каменная плита величиной с крышу гаража покоилась на шести неустойчивых каменных столбах. В центре сооружения стоял древний неровный алтарь, на котором мирно спала девочка в белой ночной сорочке. Зрелище напугало Кристиана, однако страх гнал его вперед. Из темноты выступил Фоллоуз. Перед тем как войти в реку, он разулся и сейчас стоял по щиколотку в воде. В то время как мальчишка спотыкался, падал и почти тонул, охотник, казалось, знал, куда ступать, и ни разу не погрузился глубже, чем по середину икры.
У берега вода была по пояс, и Кристиан, чтобы вылезти, вцепился двумя руками в скользкую траву. «С-с-с-смерть, с-с-с-смерть!» тут же зашипела трава и, пучками вырываясь из рук, спихнула его обратно в реку. Кристиан погрузился по шею и разрыдался. Снова рывком бросил себя на берег и заколотил по нему, извиваясь в грязи, как животное – кабан, пытающийся выбраться из трясины, – пока не добрался до сухой земли. Останавливаться было нельзя, и он побежал мимо дольмена.
Кругом раскинулся заросший травой луг, ближайшие деревья виднелись в сотнях футов отсюда, и Кристиан понимал: если рванет к лесу, его будет легко достать из винтовки. Кроме того, он измучен и трясется от холода. Лучше всего где-нибудь спрятаться и переговорить с Фоллоузом. В конце концов, он, Кристиан, никогда никого не убивал, он невинен как младенец! А остальных бывший солдат убрал не столько за то, что они уже сделали, сколько за то, что собирались сделать. А это нечестно! И вообще – Фоллоуз ведь тоже стрелял! В льва!
Кристиан нырнул за один из каменных столбов, подтянул колени к груди и постарался не всхлипывать.
Из своего смехотворного укрытия он видел девочку. Лет девяти, розовая и румяная, со светлыми, длиной до плеч, волосами, которые словно только что кто-то расчесал, к груди она прижимала букет лютиков. В здешнем краю, где все выглядело увядшим и умирающим, они казались только что сорванными.
На дольмен упал голубоватый, дрожащий отсвет факела.
– Видел ли ты когда-нибудь более чистое лицо? – мягко спросил Фоллоуз.
Он выступил из темноты – в одной руке винтовка, в другой факел, под мышкой подобранный где-то блокнот. Не глядя на Кристиана, сел на край большого камня возле сновидицы и вперил в нее благоговейный взгляд.
Потом кинул блокнот на землю и достал из-за пазухи небольшой стеклянный пузырек, затем второй, третий… Всего их оказалось пять. Открутил с первого черную крышку и поднес к губам спящей девочки, хотя пузырек был пуст – или казался пустым.
– Этот мир слишком долго задерживал дыхание, Кристиан, – проговорил Фоллоуз. – И теперь наконец-то вздохнет. – Он откупорил очередной пузырек и снова поднес его к лицу спящей.