– Если тебе не станет лучше, поедем в больницу.
«Хуже уж точно не будет, – подумала я. – Мне уже так плохо, как только может быть». Но я, как всегда, ошиблась.
Наконец я задремала под одеялами, а Элла лежала поверх них, сжимая в руке безвольную массу, которая еще недавно была моей ладонью. Длинная белая дорога между явью и сном тянулась, как ириска. Наконец и кровать, и мама, и стены моей комнаты растаяли, превратившись в деревья, стены замка и двор, засыпанный снегом.
Это было Сопределье – оно пыталось прорваться ко мне. Я балансировала на самой грани сна и пыталась прогнать его. Но я была слишком слаба и в конце концов зашаталась и упала.
Поднявшись, я увидела, что стою на песчаной косе, а рядом плещется темная вода. За спиной у меня выстроились в ряд дрожащие на ветру деревья. Небо было таким низким, что я могла бы дотянуться до него рукой, – казалось, тут вообще весь воздух был небом.
Я была в Сопределье. Это не сон, это оно. Оно изменилось: теперь эти земли казались какими-то дикими. В них что-то расшаталось. Все вокруг как будто разбегалось в разные стороны и одновременно сжималось: деревья были слишком близко к морю и слишком близко к небу, словно кто-то схватил Пряхину темную страну в горсть и стиснул в кулаке. Деревья были окутаны густым черным туманом, а над головой густо рассыпались звезды, такие красивые и яркие, что я забыла о страхе. Я была одна. Я смотрела на звезды, а они на меня.
И тут одна звезда дрогнула.
Она выплыла из своего созвездия и в просторной, мягкой, звенящей тишине упала в море. Сначала она была сверкающим шариком пронзительно-белого цвета, а вблизи превратилась в девушку с распущенными волосами и аристократическим, резко очерченным лицом, какие бывают у деревянных фигур на носу корабля. Она бесшумно скользнула в воду, и свет на короткий миг разлился на поверхности воды, а затем погас.
За ней последовали и остальные. Одна за другой, целыми созвездиями – расхрабрились, глядя друг на друга. В воздухе тут и там мелькали падающие звезды, будто искры сыпались от неисправной линии электропередачи, пока наконец у меня в глазах не зарябило от белого и пурпурного света.
Когда упала последняя звезда, луна осталась висеть одиноким прожектором. Знает ли она, что ее внучка Ханса умерла? Оплакивает ли ее? Я увидела, что она тоже начала спускаться по небу в темноте.
Высоко в небе она казалась старухой, у линии горизонта – юной девушкой, а когда коснулась поверхности моря, стала ребенком. Она долго светилась под водой сказочным, русалочьим зеленым светом, какой зажигают в бассейне в мотеле.
Я стояла на берегу, смотрела, как она гаснет, и чувствовала, как проседает песок под ногами и как пахнет серой от упавших звезд.
Когда ушла луна, вокруг остался только песок, вода и пустое небо. Деревья закачались еще сильнее, и море, без луны потерявшее ориентиры, стало подниматься все выше, пока его холодные пальцы не обхватили мои лодыжки, колени, бедра. Я услышала какой-то треск, словно щепка откололась, а затем далекое пение. Голос был таким высоким, что у меня зашевелились волосы на голове, и такой низкий, что колени подогнулись. А затем послышался шум воды, льющейся через край света бесконечным водопадом.
Я слышала, как кто-то плачет, стонет, мечется во сне. Я понимала, что это я – мое земное воплощение, – но не могла до нее дотянуться. Вода дошла мне до груди, затем до горла и наконец оторвала от земли.
Я чувствовала, что у меня что-то отнимают. Не знала что, но чувствовала: что-то очень дорогое. Я снова зашаталась на грани двух миров: здесь, в Сопределье, где меня размывало, будто пальчиковые краски, и там, в Бруклине, где меня держали мамины объятия.
На какой-то миг оба мира схватили меня и не отпускали. Один из них уже умирал, но оба они были сильны и выкручивали меня как тряпку. При каждом рывке я готова была разорваться пополам и уже думала, что мне конец, но тут раздался какой-то электрический щелчок, оба моих «я» слились в одно, и, когда я закричала, мой крик разнесся в обоих мирах. И, хоть и не слышала этого, я знала: все выходцы из Сопределья, оставшиеся на Земле, кричат сейчас вместе со мной.
Затем этот мир выпустил меня, швырнул обратно на кровать, в город, и надо мной склонилось испуганное и заплаканное мамино лицо.
– Алиса, очнись. Алиса, я здесь. Я здесь. Я здесь.
Она повторяла это так, словно произносила обет над четками, пока не поняла, что я смотрю на нее, что я вернулась. Глаза мне все еще резал свет падающих звезд, а кожа сморщилась от холода умирающей земли под пустым небом.
– Оно погибло. – Я сжала Эллины руки с такой силой, что она поморщилась. – Сопределье погибло.