– Что она должна была мне рассказать?
– Не тебе, а всем. Она рассказала о том, что со мной случилось?
– Она много чего рассказывает, – ровным голосом ответила Нора. – Всего и не упомнишь.
Я покосилась на нее.
– Чем она нас зацепила, как по-твоему? Как так получилось, что стоит ей щелкнуть пальцами, и мы бежим на зов? Мы ведь вообще-то не из тех.
Глаза у Норы были зелеными, чистыми, как родниковая вода. Даже в тусклом свете луны и свечей я увидела, как они потемнели.
– Были не из тех. А сейчас мы кто? Потерянные дети мертвого мира.
Это было как-то чересчур поэтично, даже для меня.
– Что это значит? Мы ведь все равно ушли из Сопределья. Теперь его нет – и что это меняет?
Брови у Норы приподнялись, словно она досадовала на мою глупость. Но мой вопрос был не риторическим.
– У людей в этом мире есть то, что они называют богом, – сказала Нора. – Или богами. Так?
– Да. Конечно.
– И они совершают хорошие поступки и стараются оправдать плохие, чтобы угодить своему богу или богам.
– Ну да.
– Среди нас есть те, для кого надежда вернуться в Сопредельные земли была сродни надежде попасть в рай. Их богом было Сопределье – или, может быть, Пряха. А теперь, когда Сопределья нет, что же нам останется вместо бога?
Она бросила многозначительный взгляд на Дафну, и у меня все внутри похолодело.
– Надеюсь, ты понимаешь, почему мне страшно, как бы они не сделались безбожниками.
Я оглядела всех по очереди – свою семью, тех немногих, кто в ней еще остался. Да, они способны на очень, очень странные и жестокие поступки. Они глубоко презирают правила и законы этого мира. При мысли о том, что они могут сделаться «безбожниками», то есть потерять берега окончательно, у меня похолодели руки.
– Знаешь, – начала я, – со мной кое-что случилось вчера ночью, в поезде…
В этот миг все разговоры в комнате стихли. Нора отвернулась от меня.