Золотая цепь

– Я уже давно не виделась с Бейном, – заметила Гипатия, сомкнув кончики пальцев с позолоченными ногтями. – В прошлый раз, прежде чем покинуть Лондон, он помог нефилимам, но помнят ли они его исключительную любезность? Или они просто ждут его бескорыстной помощи при первых признаках неприятностей и принимают ее как должное? Я позволила вам посещать свой салон, Мэтью Фэйрчайлд, так как вы меня забавляете. Вы всего лишь дитя – прекрасное, но глупое дитя, которое тянет руки к огню, потому что пламя так красиво, но забывает о том, что можно обжечься. Однако разрешение приходить сюда вовсе не означает, что вы имеете право просить меня об услугах.

– Может быть, тебя развлечет беседа с ними, неужели тебе не любопытно, чего они хотят? – игриво произнесла Анна.

– Как будто ты сама не знаешь об этом, – высокомерно ответила Гипатия, но при этом бросила на Анну страстный взгляд, и та улыбнулась.

– А если мы для вас что-нибудь сделаем? – предложила Корделия. Арабелла снова вышла из своего алькова и поставила перед магами кубки, в которых плавали лепестки цветов. Малкольм взял кубок и посмотрел на него так, словно надеялся найти на дне утешение в своих горестях. Корделия поспешила добавить: – Что, если я спасу вам обоим жизнь?

На сей раз они не засмеялись, лишь устремили на девушку пристальные взгляды.

– Очаровательно, – наконец, усмехнулась Гипатия. – Но нам не угрожает опасность.

– Вы ошибаетесь, – сказала Корделия и вытащила из ножен Кортану. Клинок вспыхнул, словно длинный язык золотого пламени.

Ловко взмахнув мечом, Корделия выбила хрустальный бокал из пальцев Гипатии. Бокал разбился, во все стороны полетели осколки и брызги вина. Арабелла негодующе вскрикнула, Корделия резко развернулась и направила на нее острие Кортаны.

– Очень жаль, – произнесла Корделия. – Жаль, что первая встреченная мной русалка оказалась отравительницей.

Мэтью, который уже выпил свое вино, с громким стуком поставил бокал на столик.

– Яд?

– Этот яд действует только на магов, – успокоила его Корделия. – Она хотела убить их двоих.

– Могу я узнать, на чем основано это вопиющее обвинение? – гневно воскликнула Гипатия.

– Моей матери многое известно о лекарственных травах, и она поделилась кое-какими знаниями со мной, – объяснила Корделия. – Русалки выращивают одно ядовитое растение, подводную разновидность белладонны, и не продают его даже на Сумеречных базарах. Глоток отравленного вина означает смерть. Я видела, как она насыпала цветки растения в ваши бокалы.

Малкольм Фейд провел ладонью над своим кубком, и внутри зажглись танцующие пурпурные искорки. Алое винное пятно на ковре ожило, раскрылось, словно цветок, и обратилось в сгусток пурпурного дыма. Гипатия взглянула на осколки бокала с таким лицом, словно перед ней валялась дохлая крыса.

– Я провел детство в Корнуолле, где растет дикая белладонна, – негромко заговорил Малкольм. – Мне все известно о применении этого растения, и мне приходилось видеть ее подводного «родственника». Мисс Карстерс права. Она действительно спасла нам жизнь.

– Схватить русалку, – сквозь зубы приказала Гипатия.

Анна мгновенно поднялась с кресла, сжимая в руке кинжал; движения ее были грациозными и стремительными, как у кошки. Арабелла, оскалив зубы, принялась судорожно искать что-то за корсажем, но Анна схватила ее за запястье и с силой вывернула его. Какой-то предмет выпал из пальцев Арабеллы и покатился по золотому ковру: это был остро заточенный рог морского чудовища.

– Дай мне покончить с собой, – прошипела Арабелла, но Анна держала пленницу за горло. Руны вспыхнули на ее обнаженной тонкой руке; кинжал, который она сжимала в другой руке, сиял, будто пригоршня алмазов. – Позволь мне умереть с честью, как умирают морские существа.

– С честью? У отравителей нет чести. Так убивают только трусы, – презрительно бросила Гипатия. – Ты намеревалась отравить меня и Малкольма Фейда. И зачем это тебе? Чего ты хотела добиться этим?