Золотая цепь

– Ты там еще не был?

– Почему же, был, – ответил Томас. – Оттуда открывается потрясающий вид.

– А что ты думаешь о виде отсюда? – спросил Алистер.

У Томаса возникло четкое ощущение, будто собеседник расставил ему ловушку, но он не знал, откуда взялось это опасение, и как избежать этой ловушки.

– Мне кажется, это удивительная штука, – пробормотал он. – Во всем мире нет другой такой.

Алистер невесело ухмыльнулся.

– Ты прав, нигде больше такой нет. Парижан она приводит в ужас. Они считают, что башня уродлива, неуместна, возмутительна, портит вид, и называют ее «смехотворной, бесполезной и чудовищной».

Томас снова оглядел башню. Лучи закатного солнца окрашивали металлическую конструкцию в золотой и розовый цвета. На какое-то мгновение эта картина напомнила ему высокие, стройные башни из адамаса, защищавшие столицу Сумеречных охотников, город Аликанте. Они точно так же отражали свет вечернего солнца и «хранили» его несколько дольше, чем это казалось возможным.

– Она вовсе не чудовищна, – сказал он. – Она просто необычная.

Алистер, судя по выражению его лица, был доволен этим ответом.

– Совершенно верно. Гюстав Эйфель – гений, и я уверен, что однажды его башню оценят по достоинству. Иногда нужно позволить человеку делать то, что он умеет делать лучше всего, даже если современникам это представляется полным безумием.

Они поужинали в каком-то бистро неподалеку от отеля, которое Томас счел вполне приличным, а Алистер назвал «сносным». Они говорили до позднего вечера; хозяин уже выпроводил последних посетителей и собрался закрывать заведение, а они все беседовали: о книгах, о путешествиях, музыке и истории. Томас рассказал Алистеру о том, что он хочет сделать татуировку в виде компаса на внутренней стороне руки. Он никому еще об этом не говорил, и Алистера это сообщение как будто бы заинтересовало.

– А где именно? – спросил он, и когда Томас показал, где, Алистер прикоснулся к его руке и рассеянно, не осознавая, что делает, провел кончиками пальцев от запястья до локтя.

Томаса охватило странное волнение; он дрожал всем телом, будто на морозе, хотя ему внезапно стало жарко. Алистер ничего не заметил, убрал руку и попросил у официанта счет, который сам и оплатил. Алистер отказался говорить Томасу, где он живет, но, к его удивлению, договорился о встрече назавтра и назвал парижский адрес.

Прождав на нужном месте пятнадцать минут, Томас решил, что Алистер не придет и, скорее всего, сейчас в компании своих приятелей смеется над его наивностью; но Алистер все-таки пришел и даже извинился за опоздание. Он повел Томаса к дверям театра «Робер Удэн».

– Я знаю, что нам не рекомендуется интересоваться развлечениями простых людей, – сказал Алистер, – но ты должен это увидеть. Это фильм. Движущееся изображение! Сейчас идет новинка, называется «Le Voyage dans la Lune»[25].

Даже знаний Томаса хватило на то, чтобы перевести эту фразу; и в течение семнадцати минут они сидели, поражаясь про себя достижению простых людей – они заставили картинки двигаться, и казалось, что на сцене действуют актеры, хотя это была всего лишь проекция на экране. За кадром слышен был чей-то голос – Томас предположил, что это рассказчик, но мог разобрать в речи лишь отдельные слова. Несмотря на это, он с удовольствием смотрел фильм: люди в странных костюмах забирались в какой-то большой металлический ящик, похожий на артиллерийский снаряд, и отправлялись на Луну, где за ними гонялись не менее странные местные жители.

– Как ты думаешь, это все было по-настоящему? – обратился он к Алистеру, когда они вышли из кинотеатра, моргая на ярком солнечном свету.

– Что? Да что ты, не говори глупостей, – засмеялся Алистер, заправляя за ухо прядь черных волос. Женщины всегда вздыхали о блондинах, вроде Мэтью, словно светлые волосы были каким-то даром небес; но Томас втайне считал, что темные волосы и глаза гораздо привлекательнее. – Это вроде игры или трюка фокусника. Простые люди больше ничего не умеют; истинная магия им недоступна, поэтому они показывают фокусы, которые выглядят как волшебство. Но это все не настоящее.

Алистер распрощался с Томасом на перекрестке; он сказал, что завтра покидает Париж, но по-прежнему отказывался отвечать на вопросы Томаса о том, зачем он приехал во французскую столицу, куда уезжает и почему именно завтра. Томас решил, что они, в конце концов, никакие не друзья, хотя он с удовольствием провел время в обществе Алистера. Но кто же такой тогда друг, размышлял он, если не человек, с которым приятно пообщаться и провести время?