Золотая цепь

22
18
20
22
24
26
28
30

Корделия улыбнулась через силу. На сцене, во время танца, она представляла себе, что Джеймс смотрит на нее, что он находит ее привлекательной, и при мысли об этом кровь быстрее бежала по жилам, и ее переполняла энергия. А теперь она отвела взгляд от его лица, рассеянно прикоснулась кончиком пальца к столешнице, возле стопки бумаги, на которой стояла медная ваза.

– Осторожно, – воскликнул Джеймс и резко взмахнул рукой. – Мне кажется, это фрукты фэйри. Они не оказывают никакого действия на чародеев – по крайней мере, магического. Но что касается людей…

Корделия отдернула руку.

– Но ведь этим нельзя отравиться?

– О нет, эти фрукты не ядовиты. Но я встречал тех, кто отведал их. Мне говорили, что чем больше их ешь, тем больше тебе хочется, и тем сильнее твои страдания, когда ты не можешь их получить. Но все же… я часто думал: а может быть, незнание того, какой у него вкус – это просто другая форма пытки? Пытка неведением, пытка искушением?

Он говорил легкомысленным тоном, но Корделии показалось, что он смотрит на нее как-то странно – во взгляде его промелькнуло новое, незнакомое ей выражение. Рот его был слегка приоткрыт, и глаза были темнее, чем обычно.

Красота может терзать твое сердце, подобно монстру с железными когтями, подумала она, но она любила Джеймса не за его внешность. Она любила его просто потому, что любила. При этой мысли кровь прихлынула к ее щекам; она снова отвернулась, и в этот момент раздался громкий стук в дверь.

Затем послышался грохот – кто-то пытался вломиться в комнату. Джеймс обернулся, и глаза его вспыхнули. Корделия схватилась за эфес Кортаны.

– Нельзя, чтобы нас застали здесь… – начала она.

Но договорить она не успела. Секунду спустя Джеймс очутился совсем рядом и привлек ее к себе. Обнял ее, слегка приподнял, прижал к себе. Губы его, касавшиеся ее шеи, были нежными и горячими. Она сообразила, что происходит, лишь через мгновение, когда дверь распахнулась, и из коридора донеслись чьи-то голоса. Корделия негромко ахнула и почувствовала, что сердце Джеймса забилось чаще; он запустил правую руку в ее волосы, и его шершавая от шрамов ладонь скользнула по ее щеке. А потом он поцеловал ее в губы.

Джеймс целовал ее.

Она знала, что это не по-настоящему, что это всего лишь игра. Она понимала, что он притворяется, чтобы со стороны показалось, будто они – два существа из Нижнего Мира, у которых любовное свидание в Комнате Шепота. Но это не имело для нее значения. Ничто сейчас не имело для нее значения, кроме того, что он целовал ее; и она задыхалась от невыносимого счастья.

Она обвила руками его шею, приникла к нему. Она чувствовала на лице его дыхание; он целовал ее осторожно, несмотря на то, что движения его рук, поза изображали страсть.

Но она не хотела, чтобы он обращался с нею осторожно. Она хотела безумной страсти, потрясающей душу, хотела, чтобы любовь его была настоящей, отчаянной, гибельной – такой, о какой она мечтала несколько лет.

Корделия приоткрыла рот, почувствовала вкус нежных губ Джеймса, вкус ячменного сахара и пряностей. Со стороны двери послышался нервный смех, и Корделия почувствовала, как напряглась рука Джеймса, обнимавшая ее за талию. Он убрал вторую руку, касавшуюся ее щеки, на затылок, внезапно прижал девушку к себе еще теснее и начал целовать страстно, как будто не в состоянии был справиться с собой. Он наклонился к ней, кончик его языка касался ее губ, и она дрожала всем телом.

Она неразборчиво прошептала что-то, не отрываясь от него, и услышала, как закрылась дверь. Тот, кто заглядывал в комнату, ушел. Но Корделия не убирала рук с шеи Джеймса. Если он хочет, чтобы все кончилось, думала она, пусть он отодвинется от нее сам.

Джеймс оторвался от ее губ, но не разжимал объятий. Он по-прежнему прижимал ее к себе, и она представила себе, что его тело – это колыбель для нее. Она погладила кончиками пальцев его затылок; на шее, над воротником, виднелся едва заметный белый шрам в форме звездочки…

Дыхание его было прерывистым.

– Маргаритка… моя Маргаритка…

– Мне кажется, сюда снова кто-то идет, – прошептала она.