Он показал ее Барченко, и тот, многое перенявший у своего друга Бокия, специалиста по криптографии, мигом определил:
– Трафарет. Таковые применяются для составления и прочтения секретных писем. Удобнейшая вещь, простая, как вретище, а без нее никто чужой письма не прочтет.
– В чем же ее назначение?
– А вы догадайтесь! Нет? Вот смотрите: кладем мы эту картоночку на лист бумаги и в прорези вписываем все, что нам заблагорассудится. Картоночку убираем, а пробелы заполняем любой абракадаброй, какая на ум взбредет. И попробуйте-ка, выловите нужные буквицы, если нет у вас такой же картоночки!
– Она писала шифрованные письма? Кому?
Барченко еще раз осмотрел находку, положил ее в свой портфель, к самым важным документам.
– А это, Вадим Сергеевич, пускай наши коллеги из ГПУ выясняют. По моему суждению безыскусному, столкнулись мы с заговором. Полюбовница ваша… простите, не уследил за языком, припомнил вам, чего не следует… в общем, имеются у нее некие содельщики. Что, вероятно, знали они о нашей эспедиции и о вашем в ней участии. А Адель Вячеславовна… хотя навряд ее именно так кличут… нарочно поджидала вас на пути следования. Она ведь в Лоухах всего за пару недель до нашего похода объявилась, это я случайно на станции узнал. Тогда меня это не насторожило, а напрасно!..
– Александр Васильевич, – заговорил Вадим торопливо, – я тоже об этом думал. Пути повредили неспроста… И к составу она вышла не из благих побуждений. Мне теперь кажется, что и волк никакой на нее не прыгал. Р-рассекла себе тулуп тем же ланцетом, выстрелила в воздух и легла на р-рельсы, чтобы мы ее заметили. У нее все было просчитано! Драматическое появление на подмостках – как в пьесе… Не могли мы ее после такого взашей прогнать.
– Все так, все так! – изъявил согласие Барченко. – Многосложный экивок! И, как изволите убедиться, враги нас обставили. На наших, как говорится, плечах въехали на Крайний Север. Почти что достигли искомого…
Эмоции в душе Вадима били через край.
– Но как они проведали, что экспедиция направляется к Сейду и что я еду вместе с вами? Об этом знали только в Московском губотделе, и то не все… Почему Аде… почему она так смело вышла нам навстречу? Была уверена, что я не смогу ее узнать?
– Во-от! – Барченко поднял к носу бородавчатый перст. – Это больше всего и смущает. Положим, о вашей амнезии они могли прочесть в газетах, но все прочее!.. Информация была под спудом таких устрашительных грифов сокрыта, что ни с какой стороны не подлезть. А они подлезли! Из сего проистекает, что завелся в нашем доблестном учреждении вероотступник, сума переметная. От него они сведения и получают… Эх, жалость, что не уберегли мы вашу… словом, позволили ей под своды Аида удалиться. Она бы столько всего могла рассказать!
Адель-то? Вряд ли. Ее хоть пилой режь, ничего не расскажет. Но что теперь об этом…
– На кого она р-работала?
– Да мало ли… У нас в стране после Гражданской такой ералаш, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Белогвардейщина в каждой трещинке норовит засесть. В ГПУ ее тоже хватает, знай вычищай. Мне Глеб Иванович на это через раз жалится…
День спустя после сражения возле Могильного острова прибыл со своими людьми Макар Чубатюк. Приволок не только «виккерс» и гранаты, хранившиеся на станции Оленья, но и сорокасемимиллиметровую пушку вместе с артиллерийским расчетом. Орудие ехало на железнодорожной платформе в Мурманск для укрепления обороноспособности незамерзающего порта. Макар полонил и пушку, и расчет, как Соловей-Разбойник с большой дороги. Охрана состава рискнула дать отпор, но Чубатюк двоих отправил в нокаут, а потом помахал мандатом с печатями политуправления, и вопрос решился. К лафету приколотили щирокие доски, на которых и доставили пушку в Ловозеро.
Каково же было возмущение Макара, когда он узнал, что воевать уже не с кем.
– Вот трюфели мохнокрылые! – завелся он, как всегда, с пол-оборота. – Не могли меня подождать? Чилимы одноногие, дичь малосольная, оползень потерпевший, седьмой тянитолкай лошади Пржевальского! – И понес, и понес, выплескивая злость незнамо на кого и за что.
Сведав об изменничестве Адели, назвал ее мымрой полоротой и заявил, что в ее присутствии всегда чувствовал себя как в океане – блевать тянуло.
– Сразу было видно, что ее аист по дороге ронял! Паинькой притворялась, коровкой божьей… Да она бы одна стаю собак перегавкала!
ebooksa