Зов Полярной звезды

22
18
20
22
24
26
28
30

– Полно вам святую невинность изображать! Идите уже к ней, она вас третий день дожидает. Ее вежа третья отсюда.

– Ошую или одесную?

– Слева, слева! Еще и дразнит… повеса!

Адель ожидала возлюбленного, изнемогая от плотской жажды. Едва он вошел, как она накинулась на него, совлекла одежды. Он и моргнуть не успел – оказался лежащим на войлочной кошме (и где раздобыла?) нагишом, а на нем сидела рыжекудрая ундина, и тела их вдавливались друг в друга, переполнялись томлением, и негой, и неукротимым животным желанием…

Пресытившись, Вадим раскинул руки крестом, задышал глубоко. Навалилась скопившаяся за последние дни усталость. Адель, умница, не стала тормошить и требовать продолжения. Прилегла, прижалась бочком. Вежа была натоплена, как финская сауна, мороз с улицы сюда еще не пробрался.

– Потешно… – Пальчики Адели залоскотали Вадиму живот. – Я – негодяйка… совсем перестала думать о Мише. Зато о тебе думаю каждую минуту.

«Потешно… Миша…» Вадима дернуло, словно он снова взялся за оголенную проволоку под током. Адель встрепенулась.

– Ты что?

– Так… подумалось вдруг: ты говорила, что Миша летал на аэроплане и погиб на турецком фронте?

– Да, под Эрзерумом. Я получила письмо от командования… А что?

– Ничего. Просто иногда бывают ошибки. Человек пропадает без вести, его считают погибшим, присылают похоронку, а он жив…

Сказать хотел совсем не то. В голове, как бильярдные шары, сталкивались мысли: если Миша погиб в шестнадцатом, значит, в четырнадцатом он выжил?.. Адель говорит, что не виделась с женихом с начала войны… может статься, что он все-таки погиб в четырнадцатом, и от нее два года это скрывали, потому что миссия не подлежала разглашению… Нет, ахинея, Адель с ним наверняка переписывалась до самой его смерти…

– Не служил ли он в Петрограде?

– Нет, его сразу отправили на Кавказ… – Адель убрала руку, закуталась в шинель. – Ты задаешь странные вопросы.

– Забудь. Это я с устатку… несу околесицу.

Насчет устатка не врал. Повернулся к Адели, прижал к себе, такую мягкую, теплую, уютную. И – р-раз! – провалился в сон.

…Когда проснулся, ее рядом не оказалось. Погасший за ночь огонь в обложенном крупной галькой кругу разгорался от щедро подброшенных веток. Вадим, позевывая, потянулся. Который час? Долг звал выйти, проводить Макара.

Ноги все еще гудели после вчерашней пробежки, но он заставил себя встать. Оделся, высунулся наружу. На востоке малость развиднелось, но утро как таковое пока не настало.

Вадим не спеша прошелся по селу. С появлением экспедиции оно ожило, над вежами курились дымы, пахло съестным, слышались голоса. Лагерь уже восстал ото сна, но морозить себе носы охочих не было. Воспользовавшись малолюдьем, Вадим отошел за кустики – справить малую нужду. Рассупонил ширинку, изготовился уже облегчиться, но в глаза бросилось такое, от чего забыл и про надобность, и про штаны нараспашку.

Снег здесь не был так истоптан, как между вежами, и на нем ясно проступали следы лап исполинского медведя.