Зов Полярной звезды

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да. Прискорбно, что не имели вы возможности лицезреть его физиогномию… А чуть погодя он напал на вас на складе, оглушил, схему забрал и – адью.

Александр Васильевич провел от второго кружочка стрелку к первому, а затем дорисовал супрематическую закорюку. Встал, затоптал свою композицию, растер каблуками, прутик бросил в огонь. Вадим молча следил за его манипуляциями.

Шеф, дедуктируя, побродил по веже, погрел руки над костром.

– А вы не ошиблись? Из окон кабинета Дворцовую видели или какую другую площадь?

– Дворцовую, – подтвердил Вадим. – И Зимний. Мне вообще Питер вспомнился весь… Я уверен, что до войны жил там, а не в Москве.

– Дворцовая, Зимний… Стало быть, вас в здании Генерального штаба императорской армии распекали. Так-так… Опишите-ка мне еще разок того генерал-лейтенанта.

И чего это Барченко прицепился именно ко второй части видений, а не к происшествию с аэропланом, которое Вадиму казалась гораздо занятнее?

– Сей-то карамболь куда как прост. – Шеф с легкостью уловил его мысль, как вспорхнувшего мотылька. – Откомандировали вас с двумя сослуживцами в Колу с неким грузом. Что там было в ящике, не знаю, но, судя по словам вашего командира, предназначалось тогдашним союзникам-англичанам, кои в войну частенько в Кольский залив наведывались. А аэроплан возьми и упади… По всему статься, вы один в той аварии и выжили. Добрались до Петрограда, а похвалиться-то и нечем. Одни потери… Вот за это вас его превосходительство граф Беляев и взгрел.

– Кто?

– Вы как только его описали – безвласый, глаза оловянные, орденами увешан, – мне сразу Беляев на ум пришел. И прозвище за ним с японской закрепилось – «мертвая голова». Ну, вспомнили?

– Нет, – сознался Вадим. – Во сне… или как его назвать… я эту подробность с «мертвой головой» знал хорошо. Но когда в явь возвратился, только сочетание слов крутилось, а все, что с ними связано, улетучилось куда-то…

– Н-да, – протянул Александр Васильевич, – парадоксы памяти. Ну да аллах с ними. Господин Беляев в указанное вами время, то бишь в четырнадцатом-пятнадцатом годах, исполнял обязанности начальника Генштаба. А вскорости и до военного министра дорос. Оцените, какой высокий чин снизошел до вас – тогда еще мальчонки! Спроста ли это?

– Где он теперь, этот Беляев?

– Хотите расспросить? Не получится. В восемнадцатом чекисты расстреляли. Знал ли кто еще о вашем поручении? Вряд ли. Раз его превосходительство не погнушался и лично вам разнос учинил, значит, поручение первостатейное и сверхсекретное. Понимаете? Еще чудеса, что не удушили вас там же, в кабинете. Пожалел генерал, не стал губить юнца…

– Что же за поручение, Александр Васильевич? – изнывал Вадим, мысленно чихвостя и недоработавшего нойда, и память свою никудышную, и генерала Беляева, и буран над тундрой. – Что было в том ящике и для чего он англичанам потребовался?

– А вот это, друже мой, и есть наиглавнейшая криптограмма. Разгадаете? То-то! Покуда мы на вашей колокольне порядок не наведем, не выстроятся кубики в башенку.

Эк образно выразился! А потом повздыхал, стер пальцем крапинку с чубука трубки и промолвил доверительно:

– Это вы благоразумно поступили, что не стали при всех откровенничать. И мой вам совет: о своих сновидениях… или как там их… никому не рассказывайте. А то объявился у нас один… в общем, вам уже известно. Береженого бог бережет.

– Спасибо за совет, Александр Васильевич. – Вадим шагнул к выходу, остановился, спросил, замявшись: – А ночевать мне где? Веж в селе много – какую подобрать?

Очки шефа весело забликовали, отражая танцующее в очаге пламя.