Он удовлетворенно кивает и начинает собирать вещи.
– Итак… Едешь домой на каникулы? – он поднимает на меня выжидательный взгляд.
Ему известно, что мой отец в бегах, а мать мертва. Мы оба знаем, что я никуда не поеду.
– Да. Вообще-то я прямо сейчас должна ехать в аэропорт.
Он слегка улыбается мне на прощание.
– Что ж, счастливого пути.
23
Я возвращаюсь к себе в квартирку и падаю ничком на постель. Я вся горю, меня бьет крупная дрожь. Я надеялась, что по приходу домой увижу под своей дверью Аву. Но в коридоре было пусто, если не считать гигантских тапок-кроксов жирдяя-извращуги в засохших белых пятнах. Его приоткрытую дверь окружает болото из пакетов из «Уолмарта». Желтолицые смайлики угрожающе улыбаются, глядя на меня. Я вспоминаю, как только что проходила мимо заек – они сидели в коридоре, объедались рождественскими печенюшками и захлебывались любовью друг к другу, которая, похоже, лишь укрепилась после моего поражения. Как они лоснились от счастливого осознания того, что им есть куда поехать на каникулы.
И вот теперь я лежу, раздавленная неожиданно свалившейся на меня усталостью, и представляю, как они разъезжаются по домам. Разлетаются по разным штатам, из которых прилетели сюда. Закидывают на плечи сумочки из нежнейшей верблюжьей кожи. Катят за собой по снегу маленькие чемоданчики, сжимая их ручки ладошками в пушистых детских варежках. Посылают друг дружке воздушные поцелуйчики, усаживаясь в такси, которые развезут их по аэропортам. Их кашемировые шарфы запутываются, когда они с напускной нежностью обнимаются на прощание.
Мне они писать не будут. Я доказала, что я – не одна из них, и все, на что я способна, – это заставить кролика сделать лапы.
Мысль об этом на миг вызывает у меня улыбку. И тут же пропадает, как только я понимаю, что и Ава мне не напишет.
Я выключаю телефон и закрываю глаза.
Когда я просыпаюсь, небо за окном уже темное, а на улицезавывает метель. Мне одновременно страшно жарко и безумно холодно. Ноги и руки затекли. Горло превратилось в красный, пульсирующий от боли узел. Все тело сотрясает озноб. Пить. Я хочу пить. Но раковина так далеко. Я не могу заставить себя подняться с постели. И еще мне кажется, что она дышит подо мной. Я чувствую, как она приподнимается и опадает. Я тянусь за телефоном. Ни сообщений, ни звонков. Впрочем, чего еще можно было ожидать.
Снег снаружи валит во все стороны.
Все уже, должно быть, давно дома. Зайки. А может, и Иона. Даже Лев, наверняка, уже сидит в салоне самолета, несущего его в скалистые мглистые края, откуда он родом. И Ава? Она определенно уже далеко отсюда. Может, даже дальше, чем Лев. И все из-за меня, это я отпустила ее, я сидела в закусочной в дурацком платье с котятами и просто наблюдала за тем, как она уходит. Я не сказала ей ничего такого, что удержало бы ее или вынудило вернуться. Просто сидела с открытым ртом, битком набитым невысказанными словами.
Я чувствую, как узел у меня в горле затягивается еще туже. Как в пылающей жаром голове появляется пульсирующая боль. Меня сотрясает озноб, сердце скачет, как сумасшедшее. Что ж, я заслужила.
Целиком и полностью.
Ночи сменяют дни.
Всякий раз, когда я открываю глаза, снаружи еще темнее и холоднее, чем в прошлый раз. Этот город определенно заслуживает все те гадкие прозвища, которые я для него выдумала, – добавьте к этому еще парочку, что приходят мне в голову, пока я дрожу под одеялом. Тухлоквариум. Казематвиль. Чернооблачное Сероземье. Зомбиград.
ebooksa