– И ты посмотрела прямо на меня. Прямо на меня, а потом просто отвернулась.
Я этого не помню. Пытаюсь ей это объяснить.
– Я правда не помню этого. Честно. Я тебя не видела. Должно быть, не видела.
Но она просто смотрит на меня.
– Прости, что я тебя напугала. Правда, прости. Я чувствую себя ужасно. Просто отвратительно.
Мои слова опадают на стол между нами, точно гнилые, опавшие листья. Я слышу в них запах гниения, чувствую, какие они хрупкие. Правда в том, что я ничего не чувствую. Я смотрю на нее, и мне кажется, что она сидит в конце очень длинного коридора или на краю глубокого-глубокого колодца. Смотрит на меня оттуда, с большой высоты, и качает головой:
Я могу ответить ей лишь одно –
– Мне кажется, я вляпалась, – слышу я свой голос.
–
Я вспоминаю тот вечер в доме у заек, вспоминаю Беовульфа VII. Мы сидели на французском окне в сумерках и пили лучшую медовуху Зайки. Я пила медовуху. Беовульф потягивал яблочный коктейль из пластикового стаканчика
Да, я знала.
И если понадобится, он готов будет охотиться, чтобы прокормить нас.
Знаешь ли ты это, Саманта?
Да. Это я тоже знала.
Я была пьяна. Мне было скучно. Беовульф был похож на Дональда Гловера[49] с голубыми бездонными дырками на месте глаз. Я смотрела на его широкие, самую малость кривые плечи под синим костюмом от Brooks Brothers[50].