Призрак Оперы

Ибо это был он, и вместо того, чтобы утопить меня, как, видимо, собирался сделать, он поплыл и осторожно вынес меня на берег.

– До чего же ты неосмотрителен, – сказал он, вставая передо мной, весь мокрый из-за этой дьявольской воды. – Зачем пытаться войти в мое жилище! Я тебя не приглашал. Я не хочу там видеть ни тебя, ни кого другого! Неужели ты спас мне жизнь для того лишь, чтобы сделать ее невыносимой? Как ни велика оказанная тобой услуга, Эрик в конце концов может и забыть о ней, а ты ведь знаешь, ничто не в силах удержать Эрика, даже сам Эрик.

Он говорил, а у меня уже не было иных желаний, кроме как узнать то, что я назвал трюком сирены. Он с удовольствием согласился удовлетворить мое любопытство: Эрик, хоть и настоящее чудовище – по крайней мере я считаю его именно таковым, ибо в Персии, увы, имел возможность видеть его в деле, – некоторыми чертами до сих пор все еще напоминает самоуверенного, тщеславного мальчишку и, удивив зрителей, более всего на свете любит доказать поистине чудесную изобретательность своего ума.

Он рассмеялся, протянув мне длинный стебель жесткого тростника.

– Никакой особой хитрости тут нет, – сказал он, – но это позволяет дышать и петь в воде! Этому трюку я научился у тонкинских пиратов, которые, скрываясь таким образом, часами могут оставаться на дне реки[17].

– Этот трюк чуть не погубил меня! – сурово сказал я ему. – А кое для кого, возможно, оказался роковым!

Он не отвечал, но стоял передо мной с хорошо знакомым мне по-детски угрожающим видом: не позволю, мол, «навязывать мне свою волю».

– Ты помнишь, что обещал мне, Эрик? Никаких преступлений больше! – прямо сказал я ему.

– Неужели я и в самом деле совершал преступления? – любезно спросил он.

– Несчастный!.. – воскликнул я. – Ты что, забыл о розовых часах Мазандерана?

– Да, – отвечал он, вдруг опечалившись, – мне хотелось бы забыть о них, но зато вспомни, как я веселил маленькую султаншу.

– Все это в прошлом, – заявил я, – но есть настоящее… И ты обязан дать мне отчет в настоящем, потому что, если бы я захотел, его у тебя не было бы!.. Помни, Эрик: я спас тебе жизнь!

И воспользовавшись тем оборотом, какой приняла наша беседа, я заговорил с ним об одной вещи, с недавних пор не дававшей мне покоя.

– Эрик, – обратился я к нему, – Эрик, поклянись мне…

– В чем? – отозвался он. – Ты прекрасно знаешь, что я не держу своих клятв. Клятвы созданы для обмана глупцов.

– Скажи мне. Мне-то ведь ты можешь сказать?

– Что же?

– А вот что!.. Люстра… люстра, Эрик?..

– Что люстра?

– Ты прекрасно заешь, что я имею в виду.