Призрак Оперы

Похищение Кристины Дое во время сцены в тюрьме, удивившее, естественно, многих, не застало меня врасплох. Украл ее, безусловно, Эрик, ведь он действительно был королем иллюзионистов. И я подумал, что на этот раз Кристине конец, а может, и всем остальным тоже.

Так что в какой-то момент я хотел даже посоветовать не спешившим покидать театр людям поторопиться. И снова это разоблачительное намерение было остановлено уверенностью в том, что меня примут за сумасшедшего. Наконец, я прекрасно понимал, что, закричи я, например: «Пожар! Горим!», чтобы поскорее выдворить всех этих людей, я мог бы стать причиной бедствия – давки во время всеобщего бегства, дикой толкотни, что было бы еще хуже самой катастрофы.

Тем не менее я принял решение действовать самостоятельно и незамедлительно. Да и момент мне в общем-то казался подходящим. Много шансов было за то, что Эрик не думает теперь ни о чем другом, кроме своей пленницы. Необходимо было воспользоваться этим, попытавшись проникнуть в его жилище через третий подвальный этаж, и я решил привлечь к этому делу бедного, отчаявшегося виконта, который сразу же согласился, проявив ко мне глубоко тронувшее меня доверие; я послал своего слугу за пистолетами. Дарий пришел со шкатулкой в гримерную Кристины. Один пистолет я дал виконту, посоветовав ему, подобно мне, быть готовым выстрелить, ибо Эрик вполне мог поджидать нас за стеной. Мы должны были пройти дорогой коммунаров, а дальше – через люк.

Увидев пистолеты, милый виконт спросил, не на дуэли ли нам предстоит драться? Конечно! И на какой дуэли! – сказал я. Но у меня не было, разумеется, времени ничего ему объяснять. Виконт отважен, но все-таки мало что знает о своем противнике. Оно и к лучшему! Что такое поединок с самым страшным дуэлянтом по сравнению с битвой, где противник – гениальнейший иллюзионист? Я сам с трудом привыкал к мысли, что мне придется вступить в схватку с человеком, которого, по сути, можно видеть, лишь когда он этого захочет, зато он видит все, что от вас скрывает мрак!.. С человеком, странная наука которого, всевозможные ухищрения, изобретательность и ловкость помогают ему пользоваться всеми естественными средствами, собранными воедино, чтобы создать для ваших ушей и глаз иллюзию, способную погубить вас!.. И это в подвалах Оперы, то есть в стране фантасмагорий! Можно ли представить себе такое без дрожи? Можно ли вообразить, что ожидает глаза и уши какого-нибудь обитателя Оперы, если в Опере поместят – во всех ее пяти подвальных этажах и двадцати пяти верхних этажах – своего рода Робера-Удена, свирепого «шутника», который то насмехается, то ненавидит, то опустошает карманы, а то и убивает!.. Подумайте только: «Сражаться с любителем люков!» Боже мой! Сколько он их понаделал у нас во всех наших дворцах, этих удивительных вращающихся люков, самых лучших из люков! Сражаться с любителем люков в стране люков!..

Если у меня теплилась надежда, что он не покинул в своем Озерном жилище снова потерявшую сознание Кристину Дое, то не оставлял и ужас перед тем, что где-то тут, рядом с нами, он уже готовит шнурок Пенджаба.

Никто лучше его не может набросить шнурок Пенджаба, он – король иллюзионистов и принц душителей. Когда Эрик кончил смешить маленькую султаншу в пору розовых часов Мазандерана, та попросила его самого развлечься, заставив содрогаться ее. И он не нашел ничего лучше, чем игру со шнурком Пенджаба. Во время своего пребывания в Индии Эрик приобрел там навык невероятно ловкого удушения. Он закрывался во дворе, куда приводили воина – чаще всего осужденного на смерть, – вооруженного длинным копьем и широким мечом. У Эрика же не было ничего, кроме шнурка, и всегда в тот момент, когда воин собирался нанести Эрику сокрушительный удар, слышался свист шнурка. Ловким движением Эрик затягивал тонкое лассо на шее своего противника и тащил его пред очи маленькой султанши и ее служанок, глядевших из окна и аплодировавших ему. Маленькая султанша и сама научилась набрасывать шнурок Пенджаба и убила таким образом нескольких служанок и даже кое-кого из подруг, явившихся с визитом. Однако я предпочитаю оставить ужасную тему розовых часов Мазандерана. Если я заговорил об этом, то потому лишь, что, спустившись с виконтом де Шаньи в подвалы Оперы, должен был предостеречь моего спутника от подстерегавшей нас угрозы удушения. Разумеется, как только мы оказались в подвалах, мои пистолеты ничем уже не могли нам помочь, ибо я нисколько не сомневался, что, если Эрик не воспротивился сразу нашему появлению на дороге коммунаров, он и не покажется больше. Зато в любую минуту он мог задушить нас. У меня не было времени объяснить все это виконту, но если бы даже и было, не знаю, стоило ли употреблять его на то, чтобы рассказывать, что где-то здесь, во тьме, в любой момент может просвистеть шнурок Пенджаба. Вряд ли надо было еще более усложнять положение, и я ограничился тем, что посоветовал господину де Шаньи все время держать руку на высоте глаз, в позиции стрелка из пистолета, ожидающего команды «огонь». В таком положении даже у самого ловкого душителя нет возможности применить с пользой шнурок Пенджаба. Вместе с шеей он захватывает руку, и тогда этот шнурок, от которого легко можно освободиться, становится безобидным.

Избежав встречи с полицейским комиссаром и закрывальщиками дверей, а потом с пожарными, впервые встретив крысолова и пройдя незамеченными мимо человека в фетровой шляпе, мы с виконтом беспрепятственно добрались до третьего подвального этажа, очутившись между стропильной фермой и декорацией «Короля Лагорского». Я отодвинул камень, и мы спрыгнули в жилище, которое построил себе Эрик в двойной оболочке стен фундамента Оперы (причем преспокойно, так как Эрик был одним из первых подрядчиков по строительным работам у Шарля Гарнье, архитектора Оперы, и втайне продолжал работать один после того, как официально работы были приостановлены во время войны, осады Парижа и Коммуны).

Я достаточно хорошо знал моего Эрика и потому не лелеял безумной надежды обнаружить все трюки, которые он успел придумать за это время, и, конечно, не чувствовал себя уверенным, когда прыгал в его дом. Мне было известно, что он сделал с одним из дворцов Мазандерана. Самое добропорядочное сооружение в мире он в скором времени превратил в дьявольский дом, где нельзя стало произнести ни слова, чтобы оно не было подслушано или подхвачено эхом. Сколько семейных драм, сколько кровавых трагедий оставляло за собой чудовище со своими люками! Не говоря уже о том, что во дворцах, напичканных его трюками, никогда нельзя было знать, где находишься. Он делал поразительные изобретения. И самым любопытным, самым ужасным и опасным из них была комната пыток. За исключением совершенно особых случаев, когда маленькая султанша ради забавы заставляла страдать солидного человека, туда пускали только осужденных на смерть. На мой взгляд, это была самая жестокая фантазия розовых часов Мазандерана. Поэтому когда посетитель, попавший в комнату пыток, «изнемогал», ему всегда предоставлялась возможность покончить с этим при помощи шнурка Пенджаба, который предусмотрительно оставляли в его распоряжении у подножия железного дерева!

Каково же было мое смятение, когда, едва проникнув в жилище чудовища, я обнаружил, что комната, куда мы спрыгнули – господин виконт де Шаньи и я, – была точным воссозданием комнаты пыток розовых часов Мазандерана.

У наших ног я нашел шнурок Пенджаба, которого так опасался весь вечер. Я был убежден, что эта нить уже сослужила службу для Жозефа Бюке. Должно быть, как и я, старший машинист сцены застал однажды вечером Эрика в тот момент, когда тот отодвигал камень в третьем подвальном этаже. Заинтересовавшись, он в свою очередь решил воспользоваться проходом до того, как камень закрылся, и попал в комнату пыток, а выбрался уже повешенным.

Я прекрасно представлял себе, как Эрик тащил тело, от которого хотел избавиться, к декорации «Короля Лагорского», подвесив его там в назидание или же для того, чтобы усилить суеверный ужас, который должен был помочь ему охранять подступы к логову.

Но, поразмыслив, Эрик, видно, вернулся, чтобы забрать шнурок Пенджаба; сделанный довольно необычно из кошачьих кишок, он мог бы возбудить любопытство судебного следователя. Тем и объяснялось исчезновение веревки повешенного.

И вот теперь я обнаружил этот шнурок у наших ног, в комнате пыток!.. Я человек не малодушный, и все-таки холодный пот залил мне лицо.

Фонарик, красным кружком которого я водил по стенам слишком хорошо известной мне комнаты, дрожал в моей руке.

Заметив это, господин де Шаньи спросил:

– В чем дело, сударь?

Я подал ему отчаянный знак молчать, ибо тешил себя последней надеждой, что мы находимся в комнате пыток, а чудовище об этом еще не знает!

Но даже такая надежда, оправдайся она, не могла быть спасительной, ибо я прекрасно понимал, что на комнату пыток возложена задача охранять Озерное жилище со стороны третьего подвального этажа и, возможно, даже автоматически.

Да, пытки, видимо, должны начаться автоматически.

Кто знает, какие наши движения могут их вызвать?