Вэйфэеры
– Чертова жара, – пробормотал Владимир Шмелев, шлепая босыми пятками по паркету. Старинный паркет поскрипывал в унисон с многострадальными суставами. – Я же вызвал мастера вчера!
– Выходные, – сказала его супруга Диана. Она водрузила на кухонный стол ноутбук и изучала каталог одежды. Рядом стояла тарелка с завтраком для мужа, – придется подождать до понедельника.
– Как могли сломаться сразу два кондиционера? – недовольно бурчал Шмелев, доставая из холодильника бутылку с минеральной водой. Он плеснул воду в стакан и добавил кубики льда. Ледышки застучали о зубы.
Мужчина перевел дыхание, взъерошил волосы. Цыкнул на кошку, рискнувшую потереться о его щиколотки.
– Пошла вон!
– Не кричи на Перис, – поморщила жена носик.
– Сколько раз повторять, ее зовут Маша! И эта дрянь полночи играла с моими ногами.
Шмелев рухнул на стул. Выражение его лица стало еще угрюмей:
– Кукурузные хлопья? Ты серьезно?
– Здоровый завтрак. Кто-то планировал худеть.
Диана окинула взглядом его выдающийся живот.
– Бывает ли утро хуже? – Шмелев воздел глаза к потолку, сохранившему часть цветочного орнамента.
Будто бы отвечая «бывает», за стеной взревел перфоратор. Шмелев застонал.
Пять лет назад ему посчастливилось купить по отличной цене дом девятнадцатого века. В городе подобных домов было шесть, они располагались на уютной вишневой улочке: солидные и величественные. К покупке прилагался просторный двор, беседка, сарай… и совершенно невыносимый сосед.
Здание, некогда бывшее летней резиденцией московского помещика, в шестидесятые годы распилили на две отдельные жилплощади с разными адресами. Под лозунгом «всё для народа», улочку заселила партийная номенклатура. Отпрыском этой самой номенклатуры являлся Миша Плаксин, «сожитель», как мрачно шутил Шмелев.
У Плаксина был огромный дог, гадящий исключительно на смежной территории, неприятно милые дети и эффектная жена. Шмелев интуитивно презирал чужих красивых жен. А теперь сосед затеял ремонт: в разгар лета, своими силами, точечно и перманентно.
– Эти дома, – возмущался Шмелев, – представляют историческую ценность! А он сделает из своей половины смесь хайтека и рококо.