Восхищение

– Ты меня правда пугаешь, – ответила Аленка, неловко так улыбаясь, словно не знала, что ответить по существу. – Обязательно на этой дурацкой поляне? Это какая-то романтика или что?

– Скажи правду. Пока мы здесь. Я тебя внимательно слушаю.

Он покосился на дерево, на птиц в небе, которые продолжали громко и обрывисто переговариваться между собой на непонятном птичьем языке. Наверное, птицы – это мысли, которые остались на этой поляне навсегда.

– Никогда не обманывала, – сказала Аленка. – Это все?

Впервые он увидел эту поляну, дерево и странных птиц в тринадцать лет.

Лесная тропинка увела с утра в чащу. Ветер мягко толкал в спину, журчащие ручьи разбегались в стороны. Едва рассвело, солнце не набралось сил, светило лениво, разбрасывало редкие лучи острыми иглами – то тут, то там. Сеня представлял, что он путешественник, как в книгах Луи Буссенара или Эрнеста Сетон-Томпсона. Вокруг не лес, а самые настоящие джунгли. Где-то в них прячутся индейцы (без сомнения, кровожадные и краснолицые, с луками и стрелами, на красивых лошадях и с перьями в головах). Наверняка можно было найти золото или заброшенный храм со скелетами внутри.

Вместо этого Сеня нашел дерево.

Оно стояло посреди поляны, в изумрудно-желтоватом свете, облепленное птицами, раскачивалось от ветра и издавало тихий глухой скрип, словно где-то внутри могучего ствола прокручивался старый, давно не смазанный механизм.

Сеня подошел ближе. Встревоженные птицы поднялись в небо. Ветки раскачались с новой силой, и изнутри дерева донеслось скрипучее: «Цвирк-цвирк». Это не механизм, решил Сеня. Это кто-то хотел выбраться изнутри. Леший какой-нибудь.

Сеня дотронулся ладонью до ствола и понял, что кора сухая и теплая, чуть шершавая, как мелкая наждачная бумага. Изнутри же дерева что-то отозвалось тугим и протяжным эхом, словно пульс ударил по ладони, лежащей на коре, и проник в сознание.

Подчинившись внезапному порыву, какие бывают у подростков сплошь и рядом, Сеня сказал:

– Если ты волшебное дерево, то сделай так, чтобы пошел дождь! Прямо сейчас пусть пойдет!

Небо оставалось безоблачным, дождь, конечно же, не пошел, но изнутри снова отозвалось эхо, или это был протяжный скрипучий вздох.

– А что же ты можешь? – разочарованно спросил Сеня. – Что ты вообще такое?

В тот момент дерево ответило ему. Он не слышал настоящих слов, то есть не было звуков, способных коснуться его ушей, но внутри головы раздался отчетливый голос – на уровне подсознания, будто вырывающийся из многовековых глубин. Сеня понял, что нужно сделать. Вот так сразу.

Что-то сидело внутри дерева. Древнее нечто, существо – материальное или нет, не разобрать. Оно изголодалось от одиночества и тишины. Оно хотело внимания, жаждало разговоров.

Холодок пробежал по затылку. Сеня кашлянул, но руку не убрал, а, наоборот, дотронулся ладонью до выпирающего отростка и почувствовал вибрацию.

– Я не умею плавать, – вдруг сказал он. – Хотя всем говорю, что умею. Но если нырну – то не вынырну никогда. Не получается. Даже в бассейне в школе стараюсь быть там, где ногами можно дотянуться до дна.

Древнее нечто добродушно ухнуло, соглашаясь. Будто оно знало правду, и эта правда – а вернее, искренность – из уст Сени была самым сладким блюдом, которое оно пробовало. На ветку присела крохотная черная птица, посмотрела на Сеню, склонив голову. Блеснули желтые глазки.

Цвирк-цвирк.