И другой голос в ее голове, не ее собственный, просто сказал:
При свечах было время поиграть.
Червь решила, что ее куклы не так уж плохи, и она прокралась в свою потайную комнату. Генри много лет назад сказал ей, что когда-то, когда люди жгли уголь, это место называлось "угольным бункером". Теперь это была просто темная комната в подвале со скрипучей деревянной дверью, земляным полом и каменными стенами, которые были задрапированы древней, похожей на перья паутиной. Здесь пахло сырой землей, крошащимся камнем и старостью.
Это было место Червя.
Генри сказал, что это может быть ее тайным местом.
Червь помнила, что иногда Генри злился на нее за то, что она делала, и запирал ее в потайной комнате в темноте. Никаких свечей. Только чернота, которая сочилась из стен, как смола. Червь забивалась в угол, закутываясь в ночную скатерть, а по ее ногам и рукам сновали какие-то твари. Иногда они щипали ее. Иногда Червь ловила их, убегающих длинноногих незваных гостей, и давила их между пальцами.
Иногда она их ела.
В темноте, одна, но никогда по-настоящему не одна, Червь напевала песни, свистела и прислушивалась к звукам в стенах. В стенах постоянно слышались какие-то звуки, как будто там кто-то жил, царапался и ползал.
Крысы.
Может быть, это были крысы.
Но Генри уже давно не делал этого с ней, потому что она всегда была хорошей и делала то, что он ей говорил. Генри это нравилось. Генри не причинит ей вреда и не прогонит, если она будет вести себя хорошо. Он сказал ей, что она хорошая девочка. Симпатичная девушка. Что он очень любит ее, но их любовь – тайна.
Но он никогда, никогда больше не играет с ней. Он всегда слишком занят другими делами. Никаких игр. Никаких историй. Никаких разговоров. Не так, как раньше. Не так, как раньше, когда они играли в трупы, раскрашивали лица в белый цвет, рисовали черные круги под глазами и красили губы красной помадой. Никогда, никогда больше не прятаться среди камней, не рыться в старых склепах, не вытаскивать людей из ящиков, не устраивать с ними чаепитий и танцев.
Червь уже несколько ночей не играла с ее куклами, потому что они были плохими, очень плохими. Такими плохими, что ей пришлось их наказать. Непослушные вещи. О чем они просили ее и где хотели, чтобы к ним прикасались. Мать никогда так не прикасалась к своим детям.
В углу стоял маленький грязный столик с маленькими грязными стульями, придвинутыми к нему. Поверхность была потертой, пожелтевшей и ужасно грязной. На нем стояла посуда. Пластиковые тарелки и сервиз для чаепития, который Генри купил для нее.
Иногда она позволяла своим куклам сидеть за столом.
Но не в последнее время.