— Осталось лишь дождаться дирижера этого «оркестра», — добавил он. — Вернее, я хотел сказать, его высокопреосвященства архиепископа Плесби!
Это была очередная его шутка на церковную тему, и я тут же заявила, что нисколько не смешно. И вообще, не стоит насмехаться над такими вещами!
На это герцог улыбнулся, сказав, что узнает прежнюю Агату Дорсетт. Но, кажется, все же узнавал не до конца, потому что продолжал с тревогой вглядываться мне в лицо, тогда как на нас с ним тоже смотрели…
Причем со всех сторон.
Но герцога подобное внимание нисколько не трогало. Судя по всему, ему было все равно, а я… Я словно окаменела, продолжая в мыслях все время возвращаться к тому несчастному бродяге.
У него не было ничего при жизни, а теперь и Боги забрали его к себе!..
Тут Джеймсу все же пришлось меня оставить, потому что на хорах грянули, затянули церковный гимн во славу всех Богов Арондела. Страдальчески закатив глаза, герцог заявил, что началось…
Ушел, а я принялась старательно выводить слова молитв, надеясь, что они помогут мне успокоиться и прийти в себя. Стоило хору замолчать, как тут же распахнулись позолоченные дверцы алтаря. Из них появился архиепископ Плесби в расшитом золотом церковном одеянии и в такой же золотой, украшенной драгоценными камнями митре на голове.
Застыв перед алтарем, архиепископ раскинул руки, и мы послушно поднялись на ноги и склонили головы. Он запел «Благословите нас, Святые!», и его голос — сочный и глубокий, — казалось, заполнил собой все пространство собора, а потом попытался пробраться мне в душу, заставляя ее оставить мирские помыслы и унестись вместе с ним в молитвах к Богам.
Но в этот раз у меня ничего не вышло.
Даже служба не принесла мне желаемого успокоения, хотя я жадно впитывала каждое слово архиепископа, а затем, по ее окончании, дождавшись своей очереди, опустилась перед ним на колени, прося дать отпущение моих грехов.
Потому что до сих пор чувствовала себя виновной в том, что не смогла уберечь того несчастного.
— Встань, дитя мое! — отозвался архиепископ, и я подняла голову.
Посмотрела на уже немолодого, но все еще крепкого мужчину, отметив про себя его волевое, но в то же время исполненное доброты и благочестия лицо и цепкий, умный взгляд черных глаз.
— Ваше высокопреосвященство! — пробормотала я, поднимаясь на ноги.
— Я помню тебя, дитя! — неожиданно улыбнулся он. — Но ты порядком выросла с того момента, как мы виделись в последний раз.
Не успела я придумать, что ему ответить, как архиепископ Плесби махнул рукой, показывая, что мне стоит идти, чтобы не задерживать остальных. И я пошла, потому что за мной стояла целая вереница из желавших получить благословение от самого архиепископа.
Наконец, служба закончилась, его высокопреосвященство нас покинул, и мы вернулись на свои места. Оставалось только дождаться, когда архиепископ соизволит поговорить с каждой из избранниц, а потом под сенью этих сводов, с Богами, уверена, наблюдавшими за нами через витражные окна и множество икон, он огласит свой выбор.
Правда, мой черед никак не наставал. Элизу, которая еще в самом начале службы взяла меня за руку, и мы так и сидели, погруженные в думы и молитвы, позвали то ли второй, то ли третьей. Кажется, все-таки второй, как раз за принцессой Устеда…
Мне показалось это довольно странным — то, что первой все-таки позвали Сину, а не Элизу, и я уставилась вслед молчаливой и светловолосой девушке, ничем не выделявшейся на отборе, и немного удивилась.