Темная волна. Лучшее

22
18
20
22
24
26
28
30

— Погоди, — сказал Яку. — Первым не заходи. Я вас познакомлю.

— Да мы ж знакомы.

— Ага, он тебя полтора года не видел. Что, хочешь рискнуть память ему проверить?

Як не хотел, и вполне резонно — Бася был молодой и суровой помесью московской сторожевой и сенбернара и весил, наверное, больше чем сам Леха (а кличка у Лехи была «Большой»).

Бася вспомнил Яка нормально, завилял тяжелым хвостом, по-свойски сел ему на ногу, прислонился к бедру, подставил голову почесать. Як засмеялся, присел бесстрашно перед полураскрытой огромной пастью, запустил пальцы в густую шерсть за ушами. Бася поднял лапу, положил ему на колено, язык вывалил, довольный.

Яка вообще сильно любили и животные, и женщины. Животные всегда, с детства, а женщины начали класса с седьмого. Была в нем такая азиатская мордастая загадочность, как у Цоя. «Як» потому что «якут», а вообще-то он был Паша Павлов. Но факт фактом — как бы он ни представлялся, девчонки всегда за ним табунами ходили.

— Ты бы, наверное, тоже бы Якута предпочла? — строго спрашивал Леха, поднимаясь на локте и глядя в темные глаза.

— Я тебя люблю, Леша, — говорила Леночка, не моргая. — Никого нет лучше тебя.

Леха верил. Потом они одевались и шли в школу, садились за разные парты и весь день переглядывались.

Но сомнение его никогда до конца не отпускало. Вот и Бася сейчас всем телом демонстрировал большую любовь к Яку, а настоящий хозяин стоял позабытый. Но Леха разорвал пакет, запах пошел, и Бася тут же вспомнил, помчался к нему, гремя цепью, выражая большую радость от встречи.

— Пакет с едой — залог любовного постоянства, — пробормотал Леха.

Якут рассмеялся, достал из пачки сигарету.

— Ничего, будет тебе постоянство. Ну, а любовь не купишь, а у тебя есть. А вы не боитесь Басю тут оставлять? В Разгуляево в прошлом году волки овчарку сожрали. На цепи-то даже с одним волком особо не побьешься.

— Не, нормально, — отмахнулся Леха. — То зимой было, оголодали. Сейчас им в лесу раздолье, вот попрутся они сюда с Басей воевать.

Бася с громким хрустом и без видимого усилия раскусил коровью голяшку, подверждая, что со стороны волков это было бы очень опрометчиво.

— Иди в хату, — сказал Леха. — Мать не запирает, когда тут Бася остается. Я сейчас.

Як кивнул, затянулся сигаретой, пошел в дом.

* * *

Ну как, дом — сарай с сортиром. Лехин Производитель собирался ставить хоромы с сауной и теплицей, но это он пока в завязке был, собирался, а тому уже восемь лет. Успел только стены поднять, крышу мамка уже сама рубероидом крыла, Леха с пацанами помогали, как могли.

Он прошел за дом, по-детски считая шаги от крапивы, открыл заслонку подвала, поморщился от пыльной затхлости. Поднял мешок — тот стоял прямо у входа. Мешок был совсем легкий, легче пакета с Басиной едой, а ведь вмещал двух человек. Кости, конечно, только кости. Одежды не было, вся истлела, но когда их Леха нашел, у немца был шлем танковый, вполне ничего. Васёк в Питере его подреставрировал и сейчас пытался продать. Если получится, Лехиных там баксов триста. Хотя это, конечно, тьфу, капля в море тех денег, которые ему были нужны, и копейки по сравнению с тем, что будет, если они найдут танк.

Леха зашел в дом, закашлялся — Як уже сильно накурил. Леха не курил, ему почему-то не нравилось. И хорошо, потому что теперь Леночку нельзя было обкуривать, а ему и не надо. И при ребенке нельзя курить, а он и не будет. Леха собирался быть отличным отцом по всем фронтам, надо было просто делать все наоборот, чем делал его Производитель. Не орать, не блядовать, а главное — не быть безденежным лохом и неудачником, и не пропивать все мозги и жизненные возможности.