Лодка Грефта два дня простояла на палубе без дела, пока капитан резко не приказал Бокстеру с Кейзом поделить между собой охотничьи снасти и принести какую-нибудь пользу. Он не имел никакого права ими распоряжаться, и все же они послушались. И теперь по утрам хотя бы двое хранителей уходили на охоту – все лучше, чем когда целая толпа бездельников уныло слоняется по палубе.
– Мы пали духом, – заключила Элис, словно в ответ на его мысли. – Все мы.
– Даже драконы?
– Драконы изменились. Или же изменилось то, как я их вижу. Они стали гораздо самостоятельней после той волны. Возможно, потому, что благодаря им спаслись многие из нас. Как только мы поменялись ролями – словно лопнула истончившаяся веревка. Некоторые стали надменнее, другие почти не обращают внимания на своих хранителей. И конечно, поразительнее всего изменились Релпда и Плевок.
– Да уж. Из туповатых созданий, которых хранителям едва удавалось расшевелить, они превратились в самых настоящих драконов. Этот мелкий гаденыш Плевок, с тех пор как обнаружил, что умеет плеваться ядом, опасен и для себя, и для остальных. Его меткость оставляет желать лучшего, а ничьих замечаний он слушать не хочет. Раньше мне он больше нравился. Хорошо, что Карсон пытается как-то его обуздать. Если кто-то и способен на это, то только он. Но даже Карсон не сможет вечно удерживать крышку на этом кипящем котле. Рано или поздно этот дракон кого-нибудь покалечит.
Вдалеке прокричал ястреб. Несколько драконов подняли голову на звук. Может, они завидуют птичьему полету? И вот еще вопрос: если развернуть баркас на поиски глубокого русла, последуют ли драконы за ним? Или же побредут дальше через болото, надеясь выйти на твердую почву? Лефтрин снова посмотрел в небо и задумался, стоит ли надеяться на дождь. Сильный ливень поднимет баркас, так что тот сможет двигаться дальше. Однако поднимется и вода, по которой бредут драконы. Как долго они еще продержатся без отдыха на суше? А затем капитан отмел все сомнения и страхи.
– Я приму решение завтра утром, – пообещал он Элис.
– А пока?
Она взглянула ему в лицо, и он заметил, насколько она изменилась оттого, что они теперь вместе. И дело было не в том, что волосы ее стали жестче, а веснушки умножились и потемнели, – для него все заключалось в ее глазах. Там читался вопрос, но не было страха. Ни капли.
– А пока, моя дорогая, живем дальше.
Тимара сидела в сумрачной каюте Элис. Она заранее спросила, может ли занять ее на часок, и Элис легко согласилась, предположив, что Тимаре захотелось в уединении помыться теплой водой. Но у Тимары было на уме совсем другое. Вместо этого она попросила Сильве пойти с нею.
– Не представляю, чем я смогу тебе помочь, Тимара. Здесь темно, как ночью.
– Все свечи у нас вышли. Беллин обещала сделать камышовые светильники, если охотники добудут какого-нибудь зверя с жирком. Но пока что… – Тимара осеклась, поняв, что тараторит слишком быстро.
Должно быть, Сильве тоже расслышала звенящий в ее голосе страх.
– Покажи мне спину, Тимара. Знаю, ты не любишь, когда вокруг тебя суетятся, но если рана гноится, причем настолько давно, надо вскрыть ее и прочистить. Нельзя, чтобы она так и гнила дальше.
Сильве продолжала говорить, пока Тимара снимала рубаху и разматывала стянутую на груди повязку. По опыту она уже знала, что это лучше проделывать быстро. Она вдохнула поглубже и сдернула тряпицу, зашипев от боли. Из раны постоянно что-то сочилось, приклеивая повязку к коже. Сильве сочувственно охнула.
– Как ты ее обрабатываешь? – деловито спросила она затем.
– Стараюсь промывать каждые пару дней. Но порой трудно найти уединенное место.
– Ты подогреваешь воду или просто окунаешься в реку?
– Обычно обхожусь речной водой. Я смачиваю тряпку, а затем выжимаю ее на спину. А потом снова перевязываю.