Драконья гавань

К середине утра Смоляной застрял. Лефтрин ничуть не удивился – он уже давно этого ждал. Весь вчерашний день лапы баркаса касались самого ила. Ему приходилось больше идти, чем плыть, и на ходу он так раскачивался, что у нескольких хранителей разыгралась морская болезнь. По мере того как день разгорался, а вода мелела, тревога Лефтрина нарастала. Он протрубил в горн, созвав к баркасу все лодки, а затем снова разослал их в разные стороны на поиски воды поглубже.

Когда вечером все они вернулись, никто не принес добрых вестей. Поблизости не было заметного течения, мелководье так и тянулось во всех направлениях. Соломинка, брошенная в воду, не отплывала от борта лодки, а почти сразу терялась среди камышей, растущих тут еще гуще, тогда как голубеющие на горизонте предгорья казались все такими же далекими на фоне затянутого облаками серого неба.

Баркас остановился по собственной воле. Некоторое время Лефтрин ощущал, как он стоит и размышляет. Смоляной потянулся к нему, вероятно в надежде, что капитан подскажет выход, но Лефтрину нечем было его утешить. Затем, чуть заметно вздрогнув, корабль поджал лапы и устроился в грязи. Воды едва хватало, чтобы удержать его на плаву. Волна печали и безнадежности затопила Лефтрина, захлестнула сердце. Они достигли конца пути. И это не Кельсингра.

– Кэп? – окликнул Сварг от румпеля.

Уже много недель никто не пытался делать вид, будто судну нужна помощь багорщиков. Обычно Смоляной был признателен людям за их попытки ускорить его движение, но в таких мелких водах багры только сбивали его с шага.

– Отдыхай, Сварг, – подтвердил Лефтрин.

Тихо, сдавленно зарычав от бессилия, он крепче вцепился в планширь. Капитан не столько увидел, сколько почувствовал, как Элис идет к нему по палубе. Вот она встала рядом и положила руки на борт рядом с его руками. Ее взгляд скользил по открывшемуся перед ними пейзажу.

Русла здесь не было. Камыш, рогоз и прочие болотные растения подступали со всех сторон. Драконы выглядели яркими великанами, которые забрели сюда по ошибке. Еще вчера они якобы указывали дорогу. Но сегодня утром они с каждым шагом ступали все медленнее и неувереннее. Никому не хотелось на свой страх и риск забираться вглубь бескрайнего болота. И все же больше идти было некуда. Кроме…

– Мы возвращаемся? – тихо спросила Элис.

Лефтрин не ответил. Две алые стрекозы пронеслись мимо них, едва слышно прострекотав крылышками. Они заплясали над ближайшими камышами, прежде чем сесть, одна над другой, на пушистую метелку. Издалека донесся еле слышный крик ястреба. Капитан взглянул вверх, но низкие облака полностью затянули небо. Драконы безутешно топтались вокруг баркаса. Лефтрин задумался, на кого они охотятся. На лягушек? Рыбешку? По мере того как вода мелела, дичь становилась мельче и проворней. Все были голодны, а хранители ощущали вместе с собственным еще и голод драконов.

– Куда? – ответил вопросом капитан.

– Может быть, до другого притока? – осторожно предложила Элис.

– Не знаю, – признался Лефтрин. – Жаль, что Смоляной не может говорить яснее. Вряд ли другой приток нам поможет. Но я уже ни в чем не уверен.

– Тогда… что же мы будем делать?

Он безрадостно покачал головой. У него были только вопросы и никаких ответов. Но жизни всех, за кого он отвечал, зависели именно от его ответов или хотя бы верных догадок. Сейчас капитан изрядно сомневался, что вообще на них способен. Правильно ли он угадал, когда повел их сюда? Но он не гадал вовсе. Он послушался корабля, ведь Смоляной казался таким уверенным. И вот они здесь. И река закончилась. Воды вокруг полно, только она едва прикрывает сырую почву, и теперь уже и не разобрать, откуда она течет. Может быть, это болото питают миллионы крошечных ручейков. Может, вода просто проступает на дне гигантской котловины. Не важно.

Кроме того, в последние дни все заметно упали духом. Может, они слишком много времени провели вместе. Может, так и не пришли в себя после сокрушительного наводнения и потерь. Может, виной всему хмурая погода. Капитан не знал, что именно так сильно сказалось на настрое людей, но это было заметно и по хранителям, и по команде. Кажется, все началось в тот вечер, когда Карсон с Седриком вернулись с лодкой и сообщили о гибели Грефта. Охотник сообщил всем новость, когда они собрались на палубе за скудным ужином. Он просто известил их, не извиняясь и не оправдываясь, что скормил тело своему дракону. Никто не оспорил его решения. Вероятно, именно этого хранители теперь и ждали. Седрик выглядел опустошенным и потрепанным. Наверно, это зрелище его наконец подкосило. Может, его удачнинская оболочка все же треснула и в нее просочилось что-то человечное. Карсон отчитался о поездке, официально вернул Лефтрину украденные сухари, а затем объявил, что идет спать. Хотя на лице его читалась такая усталость, от которой обычно не помогает сон.

Капитан тогда перевел взгляд с измотанного лица друга на скорбную физиономию Седрика и пришел к собственному выводу. Что ж, дело приняло скверный оборот. Щеголь из Удачного порвал с охотником, и тот слишком тяжело это воспринял. Карсон определенно заслуживал лучшей доли.

Но с другой стороны, то же самое можно сказать про всех.

Известие о смерти Грефта огорчило всех. Никто из хранителей, включая и Татса с Харрикином, нисколько не обрадовался. Татс выглядел даже почти виновато. А Джерд тихо проплакала до самой ночи, сидя у левого борта. Спустя некоторое время к ней подошел Нортель, сел рядом и стал что-то негромко говорить, пока она не склонила голову ему на плечо, позволяя себя утешить.

И по этому поводу у Лефтрина тоже имелись собственные соображения. Беллин сказала Сваргу, что хочет поговорить с девушками, а Сварг передал это капитану. Он надеялся, что беседа уже состоялась. Он был рад, что девчонка оправилась после выкидыша, и огорчился потере малыша. Ему не хотелось даже думать о том, насколько тяжело восприняли случившееся Беллин и Сварг. Он уже сбился со счету, сколько раз беременела Беллин. Но так ни разу и не доносила ребенка.