Убийца Шута

— Ты боишься Дейзи? — спросил я ее.

— Дейзи?

— Пастушья овчарка. Она пугает тебя?

— Нет, конечно, нет! Ей нравится тыкать меня носом. Но Дейзи хорошая.

— Откуда ты знаешь?

Она ответила нерешительно.

— Она виляет хвостом. И она не боится меня, — пауза. — Можно мне завести щенка?

Я не хотел об этом говорить, но выхода не было.

— Если у тебя сейчас появится собака, мне будет трудно.

Нет, пока мое сердце так отчаянно одиноко. Нет, пока я могу потянуться к любому существу, которое посмотрит на меня с симпатией. Даже если я не свяжусь с ней, собака станет ближе ко мне, а не к ней. Нет.

— Может быть, в будущем мы еще раз поговорим об этом. Но я хотел бы, чтобы ты поняла… Ты устала? Мне понести тебя?

Она еле плелась, щеки раскраснелись от усилий и поцелуев холодного ветра, но сейчас она выпрямилась.

— Мне почти десять. Я слишком большая, чтобы носить меня на руках, — сказала она с достоинством.

— Но не для отца, — сказал я и подхватил ее.

Дочь замерла в моих руках, как всегда, но я был неумолим. Я усадил ее на левое плечо и ускорил шаг. Она сидела, онемевшая и прямая, как палка. Кажется, я понял ее беду. Я вздохнул и еще крепче сжал стены. Это было не легко. На мгновение я был сбит с толку, будто обоняние или зрение отказали мне. Ведь только Уит используется инстинктивно, а не тренированный Скилл похож на волны. Но я был вознагражден: она слегка расслабилась, а затем закричала:

— Я могу видеть так далеко! Ты все время видишь так далеко? Ну конечно же! Как это замечательно!

Она была так рада и взволнована, что мне не хватило мужества продолжать свои нравоучения. В другой раз, пообещал я себе. Она недавно потеряла маму, и мы только начали понимать друг друга. Завтра поговорю с ней еще раз о том, как чувствовать себя свободно рядом с другими. Сейчас я наслаждался моментом, когда она казалась обычным ребенком, а я — просто ее отцом.

Глава двенадцатая

Вылазка

В большом городе жила-была старушка. Она работала прачкой в нескольких семьях богатых торговцев. Каждый день она проходила по их домам, собирала грязную одежду и тащила ее в свой дом, где мыла и терла ее, развешивала на соломенной крыше для просушки, и чинила, если это было нужно. Это не давало ей большого дохода, но она любила свою работу, потому что могла делать ее сама.