Я замолчал. Я все так отчетливо вспомнил. Голубое небо, порывистый ветер и сверкающие глаза Пейшенс, возмущенной, что рабочие в саду не слушаются ее.
— И что?
— Она ушла ненадолго. Я был в комнате, когда услышал, как хлопнула дверь. Она позвала меня, чтобы я пришел и взял несколько веток. Я вышел в прихожую, она шла мне навстречу, с огромной охапкой веток, усыпав все вокруг мелкими побегами и кусочками мха. Я собирался взять их, когда она внезапно остановилась. Она смотрела перед собой, ее рот приоткрылся, а щеки, и так розовые от холода, совсем покраснели. Потом она закричала: «Чивэл! Вот ты где!» Раскинула руки, и ветки разлетелись во все стороны. Она сделала две быстрых шага мимо меня. И упала.
Слезы вдруг защипали глаза. Я моргнул, но не смог их остановить.
— И она умерла, — прошептала Би.
— Да, — хрипло сказал я. Я вспомнил, какая она была легкая, когда я поднял и перевернул ее. Она была мертва, глаза ее были открыты, и она улыбалась.
— Она подумала, что ты — ее умерший муж.
— Нет, — я покачал головой. — Она не смотрела на меня. Она смотрела мимо меня, на что-то за моей спиной. Я не знаю, что она увидела.
— Она увидела его, — убежденно сказала Би. Она кивнула сама себе. — Он все-таки пришел за ней. У ее истории хороший конец. Можно мне оставить здесь одну из ее книг, про травы?
Из воспоминаний я снова вернулся в маленькую комнатку, к своей дочери, сидевшей, у стола.
— Если хочешь, оставь здесь свои книги. И вообще все, что тебе захочется. Можешь взять свечи и огниво, если обещаешь быть очень осторожной с ними. Но ты должна помнить: это комната и вход в нее — тайна, которую нельзя говорить никому. Она только для тебя и меня. Важно, чтобы это осталось в секрете.
Она серьезно кивнула.
— Ты мне покажешь другие проходы, кроме этого, и как открыть другие двери?
— Может быть, завтра. Сейчас мы должны все тут закрыть и увидеться с человеком, который заботится об овцах.
— Лин, — напомнила она мне вскользь. — Пастух Лин заботится об овцах.
— Да, Лин. Нам нужно поговорить с ним, — мне пришла в голову идея. — У него есть сын по имени Бодж, который живет с женой и маленькой девочкой. Может, ты захочешь встретиться с ними?
— Нет. Спасибо.
Ее решительность убила мою надежду. Я понял, что за этим кроется что-то большее. Я молча терпеливо ждал, пока она возьмет лампу и начнет спускаться по узкой лестнице. Она в предвкушении остановилась там, где ее пересекал другой проход, подняв лампу и всматриваясь в темноту, но потом коротко вздохнула и привела нас обратно в кабинет. Я держал лампу, пока она закрывала и закрепляла панель. Потом лампу я задул и поднял тяжелые шторы, впуская в комнату серый свет. Шел дождь. Я моргнул, привыкая к свету. Ночью ударит мороз. Края желтых березовых листьев начали загибаться внутрь. Зима приближалась.
Я все еще молчал.
— Другие дети не любят меня. Им неприятно. Они думают, что я маленький ребенок, выряженный как девчонка, а потом, когда я делаю что-то, обрезаю яблони острым ножом, например, они думают… Я не знаю, что они думают. Но когда я захожу на кухню, сыновья Тавии уходят. Они привыкли работать с ней каждый день. Но больше не приходят, — она отвернулась от меня. — Эльм и Леа, девочки с кухни, ненавидят меня.