— Ты преследовал их? Видел, куда они направились?
Он покачал головой и потупился.
— Простите, сэр. У меня текла кровь и голова кружилась. Я замерз. Я вернулся в поместье, чтобы найти помощь. Но никто не узнавал меня. Я знал, что Рэвела убили, и папу, и дедушку. Я искал маму. — Он откашлялся. — Она не узнала меня. Она посоветовал мне вернуться в дом и там поискать помощи. Когда мне наконец открыли дверь, я соврал. Я сказал, что у меня сообщение для писца Фитца Виджиланта. Они впустили меня, проводили к нему, но ему было так же плохо, как и мне. Булен очистил мое плечо и позволил мне переночевать у камина. Я пытался поговорить с ними, заставить их погнаться за Би. Но они сказали, что не знают ее и что я — сумасшедший бродяжка. На следующее утро, когда я смог немного пройтись, я нашел ее лошадь и хотел поехать за ней. Но они назвали меня конокрадом! Если бы Булен не убедил их, что я сошел с ума, не знаю, что бы они сделали со мной!
— Вижу, тебе было нелегко, — успокаивающе произнес Чейд. — Я знаю, что ты сказал Фитцу, что видел Би в санях. Мы знаем, что они украли ее. А леди Шан? Ее ты видел в тот день?
— Когда они уезжали? Нет, сэр. Я видел Би, потому что она смотрела прямо на меня. Я думаю, она видела, как я смотрел на нее. Но не выдала меня… — Помолчав, он продолжил: — В санях были другие люди. Правил ими бледный человек, сзади него сидела круглолицая женщина и держала Би на коленях, как ребенка. И еще там был мужчина, как мне кажется, но с лицом мальчика…
Его голос прервался. Мы с Чейдом молча ждали. По лицу его скользили тени. Мы ждали.
— Они все были одеты в светлое. Даже Би завернули во что-то белое. Но я видел край чего-то. Чего-то красного. Как женское платье.
Чейд застонал от страха и надежды.
— Ты видел это платье раньше? — навис он над мальчиком.
Тот коротко кивнул.
— Мы с Би прятались за изгородью. Захватчики согнали всех людей усадьбы во двор, перед домом. Би спрятала детей в стене, но, когда мы затерли следы и пошли за ними, они заперли дверь. Тогда она пошла со мной. И мы спрятались за изгородью и смотрели, что происходит. Солдаты кричали на всех, приказывали сидеть, хотя все были в домашней одежде, под ветром и снегом. Когда мы увидели их, я решил, что писец Лант мертв. Он лежал вниз головой в снегу, вокруг него было все красное. А леди Шан была со всеми, в разорванном красном платье, и две горничные с ней. Кошн и Скари.
Я видел, как эти слова ударили по Чейду. Разорванное платье. Он не хотел думать, что это означает, но знание червем вгрызалось в него. Порвали ее платье и увезли, как трофей. Это насилие. Похищение. Он сглотнул.
— Ты уверен?
Персеверанс, помолчав, ответил:
— Я видел что-то красное на санях. Это все, в чем я уверен.
Олух, сопровождаемый Фитцем Виджилантом, вошел без стука.
— Мне не нравится это место, — объявил он нам. — Все они поют одну и ту же песню: «Нет, нет, нет, не думать об этом, не думать об этом».
— Кто поет? — пораженно спросил я.
Он посмотрел на меня, как на дурачка.
— Все! — развел он руками. Затем осмотрел комнату и ткнул пальцем в Персеверанса. — Все, кроме него. Он не поет так. Чейд говорит: «Не делай музыку громкой. Прячь свою музыку в коробку». Но они не прячут свою песню в коробку, и от этого мне грустно.