— Алексей Иванович! Голубчик! Что случилось? — испуганный голос вывел его из раздумий.
Травин повернул голову и увидел Эльвиру Семеновну — медицинскую сестру женского отделения. Она стояла возле пролетки, прижимая к подбородку пачку чистого белья, с тревогой глядя на художника своими раскосыми глазами.
С Каримовой, пожилой вдовой, он познакомился два года назад, когда здесь, в женском отделении, лежала его жена с дочерью Катериной. В Санкт-Петербурге тогда свирепствовал грипп. Умирали семьями. Татьяну и К атю доставили с высокой температурой. Их выходила Эльвира Семеновна, подчевавшая мать с дочерью помимо обязательных лекарств вареньем из малины и земляники собственного изготовления и разными травами.
— У нас все живы-здоровы, — бодро ответил Травин. — Рад видеть и вас в добром здравии.
— Да какое тут доброе здоровье, — Эльвира Семеновна махнула свободной рукой. — Оно ведь как? Сегодня есть, а завтра нет, — она поправила сползавшую с пачки верхнюю простыню. — Вон недавно у нас женщина умерла. Прибыла, можно сказать, здоровой, а через сутки — высокая температура и смерть. Дня три назад забирали. Сама великая княгиня Елена Павловна наведывалась к нашему главному врачу. Видать, интересовалась, что да как. Говорят, умершая женщина фрейлиной у нее служила.
— Фрейлина, говорите? — растерянно спросил Травин.
— Да, — твердо сказала Керимова. — Фамилию не помню. А имя красивое — Елизавета. Да и сама она из себя видная дамочка была. Ну да что там, все под Богом ходим. У вас все хорошо, и я рада. Как-нибудь соберусь, навещу Татьяну и Катеньку. Тогда обещала, а все некогда было. Теперь уж, передайте, точно приеду.
После того как Эльвира Семеновна ушла, кучер, покосившись на Травина, спросил, — остаетесь, али как?
— Обратно едем, — буркнул Алексей Иванович.
— Я так и понял, господин хороший, что вам здесь боле делать нечего, — понимающе вздохнул мужичок и, едва тронув вожжами, направил лошадь от больницы.
Пролетка едва выкатила на Невский проспект, Травин постучал по спине кучера.
— Остановиться? — не оборачиваясь, спросил возничий.
— На кладбище едем, — крикнул Алексей Иванович.
— Тпру-тпру, родимая. В Александро-Невскую лавру, — утвердительно произнес мужичок, поворачиваясь боком и приставляя руку козырьком к уху.
— С чего это вы взяли? — Травин даже подался вперед.
— Дак я не первый год по столице езжу. Чай знаю, что все, кто от императорского двора умирают, чаще всего захораниваются там, — он махнул рукой налево, показывая направление, куда надо ехать.
— Поехали. Там в церковной книге посмотрим, — согласился Алексей Иванович.
Запись в церковной книге гласила: «Богданова Елизавета Ивановна скончалась 17 марта 1861 года».
— Всего одна короткая строчка, — прошептал Алексей Иванович, задерживая палец на дате смерти.
Травин не отрывал глаз от толстой церковной книги, раскрытой почти на середине и таящей в себе сотни строк о родившихся, бракосочетавшихся и умерших гражданах. Его сознание будоражил строгий порядок подбора по разделам радостей и горестей, счастий и несчастий. И время от времени ему казалось, что где-то из глубины храма слышатся отголоски детского крика, веселого смеха и надрывного плача. И он не слышал, как рядом сочувственно вздыхал дьячок, как предлагал проводить до могилы, как несколько раз кашлял в кулак, стараясь привлечь к себе внимание представительного господина.