— И что за горе?
— Елизавета умирает.
— Боже!
Он пожал плечами. Смущенно хмыкнул. Потер тыльной стороной ладони кончик носа. Нахмурился и, махнув рукой, сказал:
— Пошел я.
Он не видел, как жена перекрестила его в спину и вытерла платком набежавшую слезу.
Выйдя из дома, он направился было к Крюкову каналу, потом вспомнил, извозчики стоят обычно с другой стороны, развернулся. Прошел метров сто, понял опять, идет не в том направлении, остановился, рассеянно оглядываясь по сторонам.
Глухой бас прозвучал над самым ухом:
— Куда изволите, господин хороший?
— На Шестилавочную улицу, — растерянно ответил Травин.
— Понятно! — крякнул небольшого роста мужичок, подсаживая оторопевшего Алексея Ивановича. — Вам, значит, на Надеждинскую. В новое крыло больницы Мариинской.
«Наш кучер — городской, — с удовлетворением подумал Травин. — Где знать залетным кучерам, что Шестилавочную улицу горожане зовут Надеждинской, потому как там находится женское отделение больницы, куда ложатся с надеждой на излечение».
По дороге к больнице о Елизавете он не думал. Вспоминалась жена. Как-то давно он рассказывал Татьяне о своей юношеской любви. На ее шутливый вопрос, куда же делась его зазноба, он так же шутливо ответил, мол, была и сплыла. Теперь получалось, что все годы он обманывал жену. От этой мысли ему стало неприятно на душе, и Травин заерзал на сидении.
Растерянный взгляд Татьяны, ее отрывистый вскрик — все это вновь пробежало в его памяти и вызвало вопросы. Алексей с детских лет был приучен говорить правду. Любую, какой бы горькой она ни была. Сейчас он не мог понять самого себя — почему столько лет скрывал, что Елизавета до своего замужества жила в городе и даже помогала ему?
Не находя ответа, он вспоминал свою жизнь с Татьяной и не мог припомнить ни одного случая, когда бы они крепко поругались — жена умела вовремя заметить плохой настрой мужа и всячески старалась быть сговорчивее, ласковее.
«Но не было и ни одного радостного дня, когда семейное счастье вызывало неописуемый восторг. Даже рождение детей происходило буднично, — мелькнула тревожная мысль. Значит, и любви не было? — испугался было Травин, но сразу оправдал себя: я влюбился в нее сразу, как только увидел на мосту. Я думал тогда о ней, переживал. А с какой радостью согласился на предложение Ободовского свататься! Шел к ней и ног под собой не чуял».
Чем больше Травин приводил примеров, доказывающих его высокие чувства к жене, тем больше осознавал, что обманывает себя. Татьяна была самой удобной женщиной для его жизни в столице: симпатичная, любящая, послушная и с хорошим приданым. Не будь состояния у нее отца, он бы вряд ли пережил издержки, связанные с невыплатами за работы и судебные траты. Жена находила добрые слова утешения, когда он испытывал нервные потрясения, и работа валилась из рук.
«Что она получила взамен?» — спросил себя Травин.
Его взгляд упал на лакированные полуботинки.
«Это так я нарядился к больной женщине», — усмехнулся он, замечая, что они уже въехали на территорию больницы.