Мольберт стоял возле окна. Дневной свет падал на лики святых, облаченных в длинные одежды. Их поступь была легка, словно не шли они, а летели по воздуху. Казалось пройдет минута, другая и они вот-вот сойдут с полотна.
— Вот она, манера византийского письма! — неожиданно вырвалось у Порфирия, умеющего всегда и везде сдерживать свои эмоции.
— Я говорил вам, ваше преосвященство: сын занимается исключительно древней живописью. Его стилю характерен простор, обилие красок и, как вы заметили, византийская легкость письма, — согласился Травин, едва сдерживая внутри себя и не давая выплеснуться наружу сладкое волнение от похвалы.
Картин было четыре. У каждой они задерживались подолгу, придирчиво рассматривая творения молодого Травина. Иван сохранял внешнее спокойствие. Иногда от похвал вспыхивали щеки, загорался блеск в его глазах.
В стороне стояло еще одно полотно, закрытое темной тканью.
— Незавершенная картина? — поинтересовался Успенский.
— Не совсем, — замялся Иван. — Просто это не в византийском стиле, так себе, вольный рисунок.
— Интересно, — Порфирий посмотрел на Александр Ивановича. — Вы и сами, наверное, не видели художество?
— Признаться, нет, — поджал нижнюю губу Травин. — Я давно сюда не заглядывал.
— Если это не секрет, то будьте любезны… — певуче произнес священник.
Лицо Ивана, еще несколько минут назад светившееся от радости, потемнело, в глазах появилось выражение обреченности, будто юношу застали за каким-то постыдным занятием. Он посмотрел на священника в надежде, что тот не повторит свою просьбу, но, встретив его пронзительный взгляд, нехотя снял с картины завесу.
— Кто это? — воскликнул отец, не отрывая взгляда от портрета молодой девушки в ярко-розовом платье с белой кружевной вышивкой по вороту.
— Студентка, — тихо ответил Иван, но замечая, что ответ отца не устраивает, смущаясь, добавил. — Учимся на одном факультете.
— Обаятельная девушка, — причмокнул Успенский, подходя вплотную к портрету. — Лицо открытое, доброе.
— Она здесь была? — спросил Алексей Иванович и, сообразив, что спрашивать об этом глупо, перефразировал вопрос. — Как давно вы знакомы?
— С третьего курса, — буркнул сын. — Я ее маме показывал. Она ей понравилась.
— Вот те на, — хохотнул Травин. — Сын второй год встречается с девушкой. Знакомит ее с моей женой. А я и знать не знаю об ее существовании.
— Я несколько раз пытался с тобой заговорить о К атерине, но ты каждый раз отмахивался, говорил, мол, потом как-нибудь, — вспыхнул Иван.
— Бросьте вы, Алексей Иванович, по виду можно определить: девушка из приличной семьи, благовоспитанная, — вступился за молодого человека убеленный сединами архимандрит.
— Благовоспитанная девушка, говорите? — не уступал Травин. — Видел я тут одну молоденькую институтку с таким же благородным лицом. Я с трудом пробирался по тротуару, как раз возле университета. Он весь был забит студентами. Они митинговали. И больше всех кричала этакая красавица, — он посмотрел на сына. — Ты, Иван, случаем третьего дня не был там со своей знакомой?