— Прости, но я не могу бросить мастера в беде. Не имею права его бросить. Пойми, Иоганнес.
— Мы что-нибудь придумаем, обещаю.
Но я не поверила.
— Жалкая отговорка. Что ты сможешь сделать против ведьм? Найдешь за ночь мага, который разрушит их чары?
Король промолчал, опустив глаза.
— То-то и оно, — сказала я. — Защити хотя бы себя и сестру. О большем я не прошу.
— Значит, вот какого ты обо мне мнения, — произнес он после долгого молчания и отпустил меня, отойдя к печи.
— А какого еще? — спросила я, запрещая себе даже думать, какой у него красивый мужественный профиль, и какие алые, горячие губы. — Ты готов был надеть кольцо на палец Клерхен после того, что я рассказала. А ведь говорил, что поверил мне.
— Надеть кольцо — еще не значит жениться, — возразил он с таким пренебрежением, что мгновенно вывел меня из себя.
— Не обманывай себя, Иоганнес! — повысила я голос. — Сначала надел бы кольцо, а потом и корону!
— А чего ты ждала от меня? — в то время как я горячилась всё больше, король оставался холоден, и с каждой секундой взгляд синих глаз становился всё холоднее. — Чтобы я вышел перед гостями на балу, перед всеми этими чистопородными графами и князьями, и объявил, что не стану жениться на Клерхен, нарушу свое королевское слово, потому что баронесса — ведьма, превратила лавочника в орех, а кондитершу заставляет выйти замуж за мельника? После этого Дворянскому Собранию даже мятеж не понадобился бы. Меня просто признали бы сумасшедшим и отстранили от власти в два счета. А обручение — это не женитьба. Так я потянул бы время. Но кольцо пропало очень вовремя…
— Кольцо оказалось смелее тебя! Но не в этом дело!
— А в чем же? — осведомился он ледяным тоном.
— В том, что я тебе не пара, Иоганнес Бармстейд, — я произнесла эти слова и сердце будто сдавили в жестоком кулаке. — Хоть я стану трижды красавицей, умницей и буду плясать «тамбурин» лучше всех принцесс вместе взятых, для всех я всё равно буду лавочницей.
— Не для меня, — произнес он безо всякого выражения.
— И для тебя. И ты сам это прекрасно понимаешь.
Он некоторое время молчал, потом кивнул, что-то для себя уясняя.
— Хорошо, не стану больше тебя переубеждать, — он еще раз окинул взглядом сахарные булочки, белоснежных «Девочек из Арнема», политые глазурью миндальные пирожные, и усмехнулся. — Всё белое — белее и быть не может. Ругаешься, что я не поставил на место Клерхен, а сама стряпаешь то, что она велела. Ведь любовь может быть только белой и сладкой. Так, Мейери? Белой, сладкой и нежной?
Я промолчала, потому что не знала, что он хочет услышать от меня, и к чему эти разговоры про пирожные.
Король надел рукавицы, поправил треух и, не посмотрев в мою сторону, вышел из лавки. Я ждала до трех ночи, но он не вернулся. И служанки принцессы так и не появились забрать белоснежное платье.