— Вот уж хрен! Наша земля им не сортир, чтобы гадить по-малому или по-большому. Не позволю…
— Давай, пытайся. Я с ними год воевал. Пошел добровольцем. Фэнтези перечитался, вот и захотелось мир спасать. И знаешь, что самое скверное в наших делах? Лепунское воинство можно крошить до бесконечности, их не убывает. Бессмысленно это все.
— А ты что хотел? На нас не клопы ползут, чтобы их можно было вытравить раз и навсегда. Понимай так: если ты здесь лепунов отбросил, значит, где-то в другом месте они к твоему дому прорваться не смогут.
— Знаю я все это. Тысячу раз повторял. Но больше не помогает. Отвоевался.
— Коли так, пошли борщ есть. Остынет, второй раз греть придется. У меня плитка медленно фурычит.
Ел солдат странно, то энергично загребал ложкой, как и положено голодному человеку, то застывал над тарелкой с отсутствующим видом, и в глазах у него плавало масло, будто плеснул он туда жирным борщом. Виктор Аркадьевич догадывался, что это последствия контузии, поразившей душу, но не знал, как такое лечить и можно ли вылечить.
— Второго у меня нет, — признался он спустя некоторое время. — Поленился или не успел приготовить. Я ведь тоже не святой, всего успеть не могу. Но в город не сбегаю и не сдаюсь. Борща наварил и черники набрал — этого, по-твоему, мало? Но вот что забавно: в городе мою чернику обозвали бы десертом, а тут говорят попросту — ягоды.
Миску со свеженабранной черникой Виктор Аркадьевич придвинул к гостю. Тот осторожно взял двумя пальцами большую черничину.
— Что ты, право, по одной ягодиночке? Чернику надо горстями есть, только тогда и вкус, и польза проявляются.
— Верно, — произнес десантник, набрав чуть не полную горсть ягод и впервые растянув в улыбке красные от сока губы.
— Так и ешь на здоровье. Черники тут полный лес, далеко ходить не надо, вот он, за окном.
Солдат взял еще горстку ягод, лицо его стало отсутствующим, кулаки сжались, кровавый сок потек между пальцами. Лишнее пятно на маскировочном костюме было почти незаметно.
— Все-таки удивительная ягода, — кстати заметил Виктор Аркадьевич. — Цвет у нее синий, сок — красный, а зовется она черникой.
— Ребята сейчас атаку отбивают, — так же невпопад ответил гость. — Сами лепуны носа из убежища не высунут, они пушечное мясо в бой посылают. А еще у них артиллерийские установки появились, хотя и немного. Стреляют газовыми снарядами. Что там за дрянь — неизвестно. Я под выстрел попал: там затхлостью пахнет, а так ничего, не отравился.
«Еще как отравился», — подумал Виктор Аркадьевич, а вслух сказал:
— Кто-то атаку отбивает, а ты сидишь, руки ниже колен. У тебя же винтовка при себе, помог бы друзьям. Им твоя помощь сейчас ой как нужна.
— Не могу… — натужно произнес солдат. — Ведь по правде-то я дезертир. Сбежал я с фронта, понимаешь? А что с оружием сбежал, так это еще хуже.
— Кто сбежал? Куда? Ты сейчас на третьей линии обороны, выполняешь важное поручение. Сам видишь, какой ворох дров наколол. Мне пришлось бы неделю мудохаться, а теперь у меня баня готова, хоть сейчас затопляй. Вернешься в часть, доложишь по всей форме: в грязи сидеть не будем, в тылу имеет место банно-прачечный комбинат.
— Точно, так и скажу!
Несостоявшийся дезертир поднялся из-за стола. Свой автомат он держал не как деревяшку, а как положено держать оружие. Двумя пальцами осторожно выбрал в мисочке самую большую черничину.