— Птицезверь? Как он выглядит?
— Описания туманные. Обитает на одном из островов Безумного моря. Размером с низушка, но сложения более изящного. Очевидно, гуманоид, вместо рук — крылья, на голове — гребень. Жертв усыпляет, а затем похищает и уносит в своё жилище.
— И при этом размером с низушка? Тогда их должно быть трое-четверо как минимум. Насчёт изящного сложения — это вряд ли. — Говорил ведьмак спокойно, почти лениво. — Лёту от побережья до Межи — не один день. Значит, в основном парят. Крылья должны быть длинные, узкие. И, кстати, ноги у них наверняка мощные: не в зубах же они переносят детей. Это если вообще переносят. Я бы предположил, что расправляются с жертвами сразу: какой смысл нести добычу несколько дней? Разве только, — пожал он плечами, — чтобы накормить детёнышей. Или отложить в неё яйца, как, например, делают некоторые осы.
— Или это приношения для каких-нибудь чёрных ритуалов, — пробасил бородач с белёсой отметиной. - А что? Очень даже может быть.
— Ясно одно: после того, как похищены, дети долго не живут. Сутки-двое — и всё. — Стефан повернулся к капитану: — Я хотел бы взглянуть на ваш Манускрипт. Может быть, замечу то, чего не заметили вы.
— В своё время непременно увидите. Но пока... — он покачал головой, — достаточно того, что вы уже знаете. Поразмыслите над этим, мэтр. Мы хотим, чтобы вы как следует подготовились. Чтобы вы не оплошали.
Ведьмак кивнул и встал:
— Непременно постараюсь оправдать высокое доверие. Если это всё, господа, — благодарю за ужин. Пойду готовиться — чтоб не оплошать.
Другие тоже стали подниматься, хмурые и молчаливые. Только Ахавель сидел на прежнем месте и, щурясь, курил трубочку. Как будто чего-то ждал.
12
На палубе царило оживление. Оказалось, на звуки скрипочки приплыл детёныш морского монаха. Как писал Томас Хантимпрейский, любопытство в них всегда пересиливает осторожность; ведьмак, впрочем, считал, что дело тут не в любопытстве, а в особой стратегии выживания.
Монашёнка выловили прежде, чем вмешались родители (а может, тех и вовсе не было); теперь пушистый малыш ползал между бухтами канатов, заглядывал большими человечьими глазами в лица, пищал на дикой смеси языков. Пытался петь, но голос срывался.
Матросы смеялись, кто-то поднёс ему размоченный в гроге сухарь. Монашёнок потянулся к руке дрожащими губами. Личико у него было сморщенное, искажённое, как у престарелого младенца.
— Пальцы береги, — бросил ведьмак. — Они плотоядные, даже детёныши.
Он прошёлся от юта к баку, потом назад. Ни Мойруса, ни Луки среди матросов не было; но и в капитанской каюте они не ужинали.
В небе пару раз громыхнуло, где-то вдалеке сверкнула молния. Из темноты доносилось печальные вздохи да бормотание невидимых тварей.
Ведьмак в который раз присмотрелся к трём шлюпкам
Времени вроде бы прошло достаточно; он хлопнул себя по лбу и торопливо зашагал к капитанской каюте. Постучался и вошёл.
Ахавель сидел всё там же. Курил и ждал. Ложку Стефана поднял с сундука, на котором тот сидел, и положил на стол.
— Кое-что забыли?