– Нет, на самом деле я не имею права употреблять такие слова, – признается он. – Даже если ты не против, все равно буду чувствовать вину. Я провел много бессонных часов, терзаемый ею по отношению к тебе и твоей семье. – Это не обвинение, а горькое, печальное признание.
Не говоря больше ни слова, Чейз нагибается и подбирает огромную охапку выкрашенных в белый цвет металлических прутьев и несет их к куче металла.
Мы спокойно работаем до самого закрытия.
– Тебя подвезти домой? – спрашиваю я, когда мы моем руки.
Сунув ладони в сушилку, Чейз качает головой.
– Мэр приедет забрать меня.
– Ты его и в лицо так называешь? Привет, мэр, что на ужин? Хороший галстук, мэр. Увидимся, мэр. – Я машу рукой.
Чейз ухмыляется.
– Не, я зову его Брайан.
– Кто-то тут говорит обо мне? – Стройная фигура заходит в подсобку.
Я помню симпатичное, чисто выбритое лицо мэра Стэнтона по предвыборным плакатам, но в реальной жизни он гораздо ниже ростом.
Мужчина протягивает мне руку.
– Я услышал свое имя и как любой хороший политик решил узнать, что обо мне говорят.
– Сэр, – формально приветствует Чейз.
– Мы говорили только хорошее.
– Вы – мой любимый тип избирателя. – Отчим Чейза улыбается, и улыбка выглядит искренней… Не из тех, с какой он показывается на публике. – Ты, должно быть, подруга Чейза, Кэти?
О боже. Я бросаю на Чейза обезумевший взгляд. Я забыла, что соврала его матери о том, как меня зовут.
– Теперь ее зовут Бэт, – приходит на выручку Чейз. – Но была Кэти, когда была младше. Потом это имя стало казаться слишком жеманным, так что теперь она предпочитает, чтобы ее звали Бэт.
Звучит ужасно глупо. Неужели мои друзья так и думают, когда я настаиваю на том, чтобы они прекратили звать меня Лиззи?